Мы не создаем кумиров или идолов и не почитаем их, ибо одно есть образ, а иное кумир, как я уже сказал об этом. Потом я отвечу еще и так: для чего Моисей, уже получивши заповеди Господни, между которыми была и эта: «Не сотвориши себе кумира, ниже всякого по­добия», почему, говорю, уже зная об этой заповеди Господней, тем не менее устроил изображение херуви­мов при ковчеге Господнем, сделал медного змия и воз­нес его на древо, чтобы прообразовать распятого Иисуса?

Отвечайте же, хорошо или скверно поступил Мои­сей, который, зная заповедь Господню: «Не сотвориши себе кумира, ниже всякого подобия», сделал, однако, изображения двух херувимов и образ Христов, то есть, змия, вознесенного на древо? Если скверно поступил Моисей, свидетельствуйте о зле, если же хорошо, то по­чему укоряете нас, творящих то же? Далее я скажу следующее.

Заповедь Господня: «Не сотвориши себе кумира, ниже всякого подобия» отно­сится не к иконам, но имеет в виду идолов. Всемогущий Бог знал, что евреи имели большую склонность к идоло­поклонству, ибо они смешались с язычниками, научи­лись их делам, поработали их истуканам, сотворили в Хориве тельца, поклонились истуканам и славу Божию обменяли на подобие тельца, ядущаго траву.

Что же де­лает всемогущий Бог, видя сию великую склонность ев­реев к идолопоклонству? Он дает чрез Моисея десятословные заповеди, которые начинаются так: «Аз есмь Господь Бог твой, изведый тя от земли египетския; не будут тебе инии бози, разве Мене. Не сотвориши себе кумира вместо Бога, ниже всякого подобия, которому бы имел еси кланятися, яко Богу» (Втор. 5: 6—8).

Теперь я призываю в свидетели вас самих, хотя и злых. Разве мы не исполняем сию заповедь Божию? Разве имеем мы богов иных, кроме того Бога, который вывел людей израильских из рабства египетского, а нас от рабства диавольского? Разве делаем мы себе кумиров вместо богов, которым воздавали бы такую же достой­ную честь, как и Самому Богу, когда храним у себя и почитаем те иконы, которые, как я сказал, не суть идо­лы, которых мы не считаем за богов, которым не покло­няемся отдельно от их первообразов и не воздаем им Божеской почести?..

Впрочем, зачем долго говорить с безумными и упор­ными? «Скверняйся да сквернится» (Апок. 22: 11). Откройте свои мерзкие гортани со всем их преиспод­ним ядом: «Врата адовы не одолеют святой церкви», «Церковь есть столп и утверждение истины»; с нею мы, ее чада, вместе со всеми святыми отцами, светиль­никами вселенскими, Василием Великим, Григорием Богословом, Иоанном Златоустом, Афанасием, Кирил­лом и многими другими, со всем вселенским святым собором, собравшимся на иконоборцев, все мы едино­гласно говорим и готовы подписаться кровию нашею: «Пречистому Твоему образу покланяемся, Благий!

» Вас же, гноеименитых копронимцев, вместе со всем седь­мым святым вселенским собором проклинаем: «Анафе­ма, анафема, анафема!»   9. Слово в субботу четвертой недели великого («Поминайте наставники ваша» (Евр.13:7). «Поминай последняя твоя» (Сир.7:39))   «Поминайте» и «поминай»: эти два слова из Боже­ственного Писания да будут, возлюбленные слушатели, основанием нашей настоящей беседы.

Поминайте на­ставников ваших, отца и матерь, ибо они прежде всего являются наставниками человека в юности его, а также и тех, которые наставники ваши по духу и о которых говорит вам слово Божие. Поминайте их; взирая на ко­нец жизни их, помните их добрую жизнь, богоугодные дела, душеполезные слова и наставления, которыми они поучали вас, подражайте вере их и поревнуйте их богоугождению.

Помня же о наставниках, помни всякий и последний твой вздох, смерть, гроб, тление и превраще­ние в прах. «Поминай последняя твоя». Обе эти памяти, то есть, о прежде почивших на­ставниках и о своей кончине, великую приносят пользу. Для тех ходатайствуется отрада и милость Божия, для себя же испрашивается добрая жизнь с убережением от грехопадений.

«Поминай, — сказано, — последняя твоя, и во веки не согрешиши». Будем хранить память о блаженной памяти представившихся богоугодных му­жах, будем воссылать о них к Богу свои хотя бы греш­ные молитвы и умилостивим Его человеколюбную бла­гость. При памяти же о них вспомним и нашу кончи­ну и предложим слово о памяти смертной, «Господу поспешествующу и слово утверждающу».

Хвалю тот добрый обычай нынешних времен, по которому многие люди ходят ради обучения в другие государства, ибо из-за моря они возвращаются умудрен­ными. Слышал также я, что некие мудрецы мысль о смерти назвали особой философией, особым любомуд­рием. Если же память смертная есть философия, то не­удобно, сидя дома, учиться этой мудрости, но следует искать ее и в чужих странах.

Пойду теперь я не плотскими, но умственными но­гами за море, в чужие страны, из Европы в великую Азию, из настоящих лет в древнейшие, давноминувшие. Так хаживал и Давид, говоря: «Помыслих дни первые, и лета вечная помянух» (Пс. 76: 6). Это зна­чит, что он привел на ум и "древнейшие мимошедшие времена и рассмотрел пророчески те, которые после нас будут, ибо умственные ноги движутся взад и вперед и настолько скороходны, что одним шагом доходят и до древних лет, и настигают и будущие.

Этим умст­венным хождением пойду и я в дальние страны и в мимошедшие древние времена. Прежде всего я пройду страну, порубежную между Европой и Азией, называе­мую Лакедемонской. В ней я вижу лакедемонского ца­ря Павзания, сидящего на престоле своем с великою гордостью, и стоящего пред ним славного философа Симонида. Царь говорит философу: «Скажи мне что-либо из твоей философии, что было бы полезно для ме­ня и осталось в памяти».

Философ же ответил: «Помни, царь, что ты человек смертный». Не велик ответ сей, зато полон он великой мудрости. В нем философ пред­ложил царю две мудрые и благопотребные вещи. Пер­вая: помни, царь, что ты смертный человек, а не Бог; ты имеешь рождение одинаковое со всеми людьми, а не какое-либо особенное; ты имеешь тело такое же, как и у всех людей, а не какое-либо другое; ведь тело твое не из сребра, злата, или какого-либо драгоценного камня, но из того же болота, гноя, тления и смрада, как и у всех людей; помня сие, не будь гордым.