Хо­чешь ли уповать на богатство свое, спроси того евангель­ского богача, который говорил душе своей: «Душе! Има-ши многа блага, лежащая на лета многа: почивай, яждь, пий, веселися. Рече же ему Бог: Безумне! В сию нощь душу твою истяжут от тебе; а яже уготовал еси, кому будут?» (Лк. 12: 19, 20). Хочешь ли сделать что-либо злое, греховное, Бога прогневляющее, спроси грешни­ков, держимых во аде и осужденных на вечные муки. Что они скажут тебе? Посоветуют ли тебе прогневать Бога?

Итак, спрашивай у мертвых и будешь разумным. Ты научишься у них разуму, привыкнешь к мудрости. Из греческих стран я иду дальше, в Египет. Слышу у царя египетского Птоломея пир. Не потчует ли он тех семьдесят двух мудрецов еврейских, которые перевели ему Библию с еврейского языка на греческий, среди ко­торых и святой Симеон Богоприимец?

Иду туда и ви­жу: обильно носят блюда с кушаньями на царскую тра­пезу. Что царь там, я не дивлюсь сему; но то дивно, что вижу несомое одно большое блюдо, а на нем положена голова от трупа, без тела, без волос, без кожи, — толь­ко самая кость. Зачем же это? Неужели есть? Но кто же будет есть голую кость, да еще человеческую, кость давно умершего человека? Смотрю дальше.

Вижу, ста­вят ту голову пред самим царем, а один из стольников громогласно говорит царю: «Смотри, царь, таков и ты будешь!» Увидя сие, царь вздохнул и смирился в мыслях своих. Потом, забывшись, он снова стал веселиться; и вот опять один из служащих показывает царю ту же го­лову и говорит: «Смотри, царь, таков и ты будешь!» И снова, вздохнув, царь смирился мыслию и растворил ве­селье свое памятью о смерти. О, любомудрие! О, дивная философия, память смертная!

Спрашивал и он у мерт­вых, что делать, как жизнь свою устроить. Теперь пора уже и домой возвратиться. Как будто немного уже поучились той философии — памяти смертной. Возвращаясь назад, я иду тем же путем, ко­торым некогда Моисей вел по пустыне из Египта народ израильский. Вспомнив его, я мысленным хождением вступаю в его время и, смотря как бы на совершающе­еся ныне, иду за полком израильским.

Вот я достиг его стоящим на некоем месте и смотрю, что делают. Со­вершают жертву: по повелению вождя Моисея и архи­ерея Аарона священник Елеазар закалает юнца в жерт­ву за людские грехи (Чис. 19: 3). Присматриваюсь к церемонии, с которой они совершают свою жертву, и вижу, что, выпустивши в сосуд кровь из заколотого юн­ца, они ее сохранили, а тело юнца они сожгли все в пе­пел вне стана, сожгли не простыми дровами, но кедро­выми, и пепел потом также собрали в сосуд.

После се­го принесли воду из ключа и этой водой растворили пепел. Сделавши сие, люди пошли к той жертвенной святыне, а священник Елеазар со своими товарищами, взявши новые кропила, омакают их в кровь и пепел, растворенный водой, и кропят каждого. Таким обра­зом люди очищались от своих нечистот. Дивная цере­мония! Поелику же все ветхозаветное было тенью и прообразом новоблагодатного, ищу, что предзнамено­вали тот юнец, кедр, вода и пепел?

Святой апостол Па­вел объясняет, что все это было предзнаменованием Самого Христа, Спасителя нашего, который был жерт­вой Богу и Отцу в очищение грехов всего мира, кото­рый, будучи заклан, излиял за нас кровь и воду. Апос­тол говорит так: «Аще кровь козлия и тельчая и пепел юнчий оскверненныя освящает к плотстей чистоте, кольми паче кровь Христова очистит совесть нашу от мертвых дел» (Евр. 9: 13, 14).

Теперь само обнаруживается ясное толкование. Юнец — Христос; дрова кед­ровые — крест; вне стана телец сжигался, и вне Иеру­салима Христос пострадал, согласно апостолу: «Темже Иисус, да освятит люди Своею кровию, вне врат пострадати изволи» (Евр. 13: 12). Будучи заклан гвоздями и копьем, Он источил из пречистых Своих ребр кровь и воду: тою водою и кровию очищаются и освящаются люди. Что же прообразовал пепел?

Смерть и воскресе­ние, как Христово, так и наше. Как Христос был поло­жен во гроб, как мертвый вменен в прах земной, но как птица феникс Он ожил из праха и воскрес из гро­ба, так и мы, превратившись после смерти в прах зем­ной, снова оживем из праха сего и восстанем. Слышали вы, любовь ваша, об упомянутой птице, именуемой феникс? В лексиконе, в повествовании Епифания святого, пишется, что сия птица обретается в Аравии и Индии, живет без пищи и питья, живет не только ветром, но и воздухом, живет же пятьсот лет.

Потом в крайней своей старости собирает сучки и вет­ки от деревьев благовонных, от кедра и кипариса и про­чих, взносит их на высочайшую гору и холм и, севши на том месте в самое знойное время, загорается и сожигается солнечными лучами в пепел. Ночью же от небес­ной росы в том пепле зачинается один небольшой червь, который, мало-помалу взростая, превращается в малого птенца, а потом и в большую птицу, и таким образом снова появляется феникс и живет свое время.

Это и есть образ воскресения нашего из гроба. Теперь возвра­щусь к упомянутому прежде пеплу юнца. Есть такие, которые толкуют, что сей пепел юнца, которым кропились израильтяне, учил их памяти смерт­ной, что всякому, кропящемуся им, было повелено по­мнить Божий слова, сказанные первому человеку Ада­му: «Земля еси, и в землю паки пойдеши» (Быт. 3: 19). Мы же обратим внимание на следующее.

Животворя­щая кровь с водою, истекшая из пречистых ребр Хри­стовых, имеет силу совершенно очистить нас от грехов наших. При этом необходим и пепел, память смерти. Существуют многие, причащающиеся часто тела и кро­ви Христовой, но ведущие неисправную жизнь. Поче­му? Потому что не научаются памяти смертной, не по­мышляют о смерти, не любят сей философии. Прекрас­но описал это св.

Давид: «Несть восклонения в смерти их; сего ради ударжя я гордыня их до конца; одеяшася неправдою и нечестием своим, изыде яко из тука не­правда их; преидоша в любовь сердца (то есть, в пре­любодеяние); помыслиша и глаголаша в лукавстве, не­правду в высоту глаголаша; положиша на небеси уста своя, и язык не прейде по земли» (Пс. 72: 4—9).