Они унесли все это от­сюда, но не сохранили для себя, а вложили в гроб для нетления. Что же говорят они, ли­шившись всего? Послушаем вести из того мира, возвещенные в Божественном Писа­нии. Ибо те, которые были здесь грешными, говорят там: «Какую пользу принесло нам высо­комерие, и что доставило нам богатство с тщеславием? Все это прошло как тень и как молва быстротечная; как корабль по водам и как птица по воздуху, и как стрела, пущенная в цель, не оставляют следа от движения, так и вся жизнь наша скоро пройдет, мы же оста­немся, ничего не имея» (Прем. 5, 8 и сл.). Где же оставили?

Тела сгнили в гробах, ду­ши же Бог знает где. Что оставили после себя? Ничего, одни только имена, записанные в книге родства, кроме тех, которые, пожив здесь свято, угодили Богу. Ибо они удостоены там лучшего, а нам оставили после себя образ добродетельной жизни. Книга же родства Христова сделалась как бы гробницей. Гробница полна костей мерт­вых, книга же исполнена имен мертвых.

И как в гробнице мы видим гробы многих раз­личных людей, богатых и убогих, сановитых и простых, которых покрыла и уравняла единая земля, так и в книге родства одинаково упо­минаются и скотоводы, и патриархи, и рабы, и князья, и цари, и пастухи, и плотники. В ней не упоминаются ни патриаршеские, ни царские титулы, не унижаются ремесла про­стых, но пишется просто: такой-то «родил» та­кого-то; «был» такой-то и такой-то, ныне же нет ни одного.

Поистине, «все суета сует», как говорит Екклезиаст: «Видел всяческие творе­ния, сотворенные под небом, и все суть суета» (Еккл. 1, 2). Итак, мы прочитали в книге рождения, хо­тя и вкратце, слово о суетности этой смертной жизни. Теперь пора уже обратиться к другой книге, книге смерти человеческой, смерти до­брой, рождающей жизнь вечную.

<br> «И иная книга раскрыта, которая есть книга жизни (Откр.20,12)» Ныне мы празднуем честное преставле­ние иже во святых отца нашего Петра, мит­рополита Московского и всея России чудо­творца. Это его преставление можно назвать кончиной, ибо и о святом житии его, и о бла­женной кончине читаем в книге, и службу ему поем из книги, книга же эта — книга смерти.

Ибо, как говорит Писание, и «Авраам умер, и пророки» (Ин. 8, 52), и святитель Христов Петр также отдал долг смерти, умер, но умер смер­тью честной: «Честна пред Господом смерть преподобных Его» (Пс. 115, 6). Умер смертью бессмертной: «упование его бессмертия исполне­но» (Прем. 3, 4), — и эта его книга смерти сдела­лась книгой рождения, ибо через временную смерть он возродился для вечной жизни.

Имеет и смерть, смерть добрая, книги своего родства, и родства не худого, а пре­красного, доброго. Ибо как от доброго корня вырастает добрая ветвь и от доброго дерева рождается добрый плод, так и добрая смерть имеет свое происхождение от доброго рода. Каков это добрый род доброй смерти, мы сей­час увидим. Не подумай, слушатель мой, что я говорю здесь о плотском благородстве архиерея Божия, ибо он от юности презрел род свой.

Не о плотском, а о духовном и добродетельном роде его говорю, то есть о богоугодной его жизни, в которой добродетель родилась от добродетели. Смирение родило любовь к Богу, любовь к Богу — презрение мира, презрение мира роди­ло воздержание, воздержание — умерщвление телесных чувств, умерщвление чувств родило чистоту плоти и духа, чистота — мысленное созерцание Бога, созерцание Бога родило умиление и слезы.

Наконец, из всего этого родилась добрая, блаженная, честная, святая смерть, приводящая к покою, ибо «праведник, если и достигнет кончины, в покое будет» (Прем. 4, 7). Такого духовного, добродетельного род­ства, из которого происходит добрая смерть, я обретаю две книги: одну у святого Давида Псаломника, другую у святого Иоанна Лествичника.

У Псаломника эта книга духовного, добродетельного родства написана так: «Тот, кто неповинен руками и чист сердцем, кто в ду­ше своей не увлекался суетою и не клялся лука­во ближнему своему, сей получит благословение от Господа и милость от Бога — Спасителя своего. Сей род ищущих Господа» (Пс. 23, 4—6). У Лествичника же в той книге духовного, добродетельного родства написано: «Пусть будет для тебя отцом тот, кто может и хочет потрудиться с тобой над бременем грехов.

Матерью пусть будет для тебя умиление, мо­гущее омыть тебя от скверны. Братом да будет тебе тот, кто побуждает тебя и сподвижничает с тобою в течении к горним. Сожительницей нерасторгаемой возьми память об исходе смертном. Чадами любезными да будут тебе воздыхания сердечные. Рабом сделай тело твое, а друзьями — святых Ангелов, которые будут тебе полезны во время исхода смертно­го. Сей род ищущих Господа».

Обе эти добродетельные книги — Псалом­ника и Лествичника — великий угодник Бо­жий Петр написал в книге сердца своего, и в жизни своей исполнил те добрые дела самим делом, и соделался он одним из тех преизряднейших родственников духовных, на которых исполняются вышесказанные слова: «Сей род ищущих Господа». Согласно первой книге родства духовного он был «неповинен руками и чист сердцем», ибо по слову апостольскому, был «свят, непричас­тен злу» (Евр. 7, 26).

Святость родила в нем невинность, а незлобие — чистоту сердца. Невинность произошла в нем от святости, а чистота сердечная — от незлобия. И посему он соделался таким архиереем, каким должен быть: «Таков и должен быть у нас Первосвя­щенник: святой, непричастный злу». А тот, кто незлобив, есть родственник Самого Незло­бивого Господа нашего Иисуса Христа.

Видел некогда святой Богослов в откровении Госпо­да, явившегося в образе Агнца: «Агнец стоит на горе Сионе» (Откр. 1, 14). И мать святителя Петра пред рождением его имела видение: ей казалось, что она держит на руках агнца. И Христос — Агнец, и святитель Христов Петр — агнец. Агнец сроден по естеству агнцу и по нраву подобен ему. Агнец святой Петр воис­тину уподобился Агнцу Христу нравом незло­бия и явил себя как бы родственным Ему че­рез эту добродетель, ибо ничто так не делает человека духовно родственным Христу Богу, как незлобие.