– Простите, Ваши Величества, – вмешался в разговор Ринс, – но почему бы нам не обсудить все это за едой? Не каждый день нам предлагают такой роскошный обед.

– Ни за что на свете! – ответил Каспиан.

– Правильно, правильно, – заметили несколько матросов. – Здесь слишком много колдовства. Чем скорее мы вернемся на корабль, тем лучше.

– Можете быть уверены, – сказал Рипичип, – что трое лордов впали в семилетнюю спячку как раз после того, как отведали этих кушаний.

– Да, я даже ради спасения своей жизни не притронусь к ним, – воскликнул Дриниэн.

– Темнеет необычайно быстро, – заметил Райнелф.

– Назад на корабль, назад на корабль, – забормотали матросы.

– Я действительно думаю, – сказал Эдмунд, – что они правы. Мы можем завтра решить, что делать с тремя спящими. Мы боимся попробовать пищу, и нет никакого смысла оставаться тут на ночь. Все это место пахнет колдовством и опасностью.

– Я полностью согласен с Королем Эдмундом, – заявил Рипичип, – в том, что касается команды корабля в целом. Но я сам просижу за этим столом до рассвета.

– Но, ради всего святого, почему? – спросил Юстас.

– Потому, – ответила Мышь, – что это большое приключение, а для меня нет большей опасности, чем сознавать, когда я вернусь в Нарнию, что я, испугавшись, оставил позади неразгаданную тайну.

– Я останусь с тобой, Рип! – воскликнул Эдмунд.

– И я тоже, – сказал Каспиан.

– И я, – произнесла Люси.

Тогда и Юстас тоже вызвался остаться. Это был очень храбрый поступок с его стороны, ведь он никогда не читал и не слышал о подобных вещах до того, как попал на борт «Рассветного Путника», и поэтому ему было страшнее, чем остальным.

– Умоляю, Ваше Величество… – начал Дриниэн.

– Нет, милорд, – ответил Каспиан. – Ваше место на корабле, и вы много поработали сегодня, в то время как мы впятером бездельничали.

Они долго спорили об этом, но в конце концов Каспиан добился своего. И когда в сгущавшихся сумерках команда отправилась на берег, у пятерых оставшихся, за исключением, может, лишь Рипичипа, засосало под ложечкой.

Они медленно рассаживались у гибельного стола. Видимо, на уме у каждого были одни и те же мысли, хотя никто и не высказывал их вслух. Перспектива выбора и впрямь была довольно неприятной. Вряд ли можно было бы выдержать всю ночь, сидя рядом с этими тремя ужасными волосатыми предметами, которые, хотя и не были мертвыми, все же не были живыми в обычном смысле этого слова. С другой стороны, сесть у другого конца стола, и по мере того, как ночь будет становится все темнее и темнее, видеть их все хуже и хуже и не знать, не начали ли они передвигаться, а в два часа ночи, возможно, и вовсе перестать их видеть – нет, об этом нельзя было и думать. Так они и кружили возле стола, говоря время от времени:

– Как насчет того, чтобы расположиться здесь? – или

– Может быть, чуть дальше? – или