Доик своим зло­желательным и льстивым словом раздражил Саула до неистовства,— и он истребил свя­щеннический город со всеми жившими в нем. Стих 5. «Возлюбил еси злобу паче благостыни, неправду, неже глаголати правду». Сей стих объясняет первое полустишие предыдущего стиха, то есть «неправду умысли язык твой»,— и указывает в сердце Дойка недоброжелательное настроение, заставившее его сплести ложь.

«Возлюбил еси», то есть со­вершенно, или такой у тебя нрав, что всякий раз, как представится случай, ты замышляешь ближнему зло, а не добро. «Злобу паче благостыни». Зложелательство паче доброжела­тельства, зло, а не доброжелательство. В серд­це человека каждого всегда есть смесь добра и зла; и иногда одно пересиливает, иногда дру­гое, однако ж человек всегда по своей воле избирает то или другое.

Почему подлежит осуждению, если делает зло, а не добро. «Не­правду, неже глаголати правду». Уму — ис­тина, сердцу — добро. Где сердце, там и ум. Злое сердце не дает уму видеть и содержать истину и давать ей вес. Со злом не водворится истина. Потому злое сердце заставляет ум сплетать ложь. Стих 6. «Возлюбил еси вся глаголы потопныя, язык льстив».

Это объяснение второго полустишия, то есть «яко бритву изощрену сотворил еси лесть». Орудие слабосильного зложелательства — льстивые и лукавые речи пред сильными,— обращенные на пагубу ближнему, кои, подобно потопу, поглощают честь, имущество и жизнь. Потопные глаголы суть слова гибельные для другого, и Доик возлюбил их «вся», то есть ничего не упустил. От избытка сердца говорят уста.

Потому, каково сердце, таков и язык; и обратно. И не так злые по-видимому слова, оядотворяясь злом сердечным, могут причи­нить большое зло... Стих 7. «Сего ради Бог разрушит тя до конца, восторгнет тя, и преселит тя от селе­ния твоего и корень твой от земли живых». «Сего ради» — за зложелательство, неправ­ду, ложь и лукавую лесть, обращаемые в пагу­бу ближним, при нераскаянности и безнадеж­ности к ней, следует видимая казнь Божия.

«Разрушит тя до конца», потому что вконец, совершенно возлюбил злобу, восторгнет тя, как худое и ядовитое растение, «и преселит тя от селения твоего... « Не в другое место, а в другую жизнь, и не тебя только, но и весь род твой,— «и корень твой от земли жи­вых» — за погубление всего рода Авимелехова и всего города священнического. Чувственному Израилю даны чувственные обетования и чув­ственные казни.

Око за око, зуб за зуб, смерть за смерть, истребление рода за истребление рода... Но и сами по себе нечестивые не про­должат дней своих. И потому «человек хотяй живот, любяй дни благи, удержи язык свой от зла и устне свои, еже не глаголати льсти» (ср.: Пс. 33, 13—14). Следо­вательно, наоборот, злоязычные и льстивые с коварством не достойны долгоденствия и бла­годенствия. «Язык мал уд, и вельми хва­лится.

Се, мал огнь, и очень великие вещи сожигает. Не удержимо бо зло, исполнь яда смертоносна» (ср.: Иак. 3, 5, 8). Почему святой Пророк положил с собою — беречься языка. «Рех: сохраню пути моя, еже не согрешати ми языком моим» (Пс. 38, 2). Стихи 8—9. «Узрят праведнии и убоятся, и о нем возсмеются и рекут: се, человек, иже не положи Бога помощника себе, но упова на мно­жество богатства своего, и возможе суетою своею». «Узрят праведнии и убоятся».

Господь по­сылает видимые казни не как решительное наказание, а как средство к умалению зла между людьми и умножению добра, к укрепле­нию праведных и покаянию грешных. «Узрят праведнии» поучительную казнь на грешника и приидут в больший страх к Богу, приемши опыт­ное уверение в Божием благоволении к тому пути, каким они идут, и неблаговоление к пути противному, приидут также в больший страх и опасение за себя, помышляя о слабости челове­ческой и удобоприклонности на зло; и, боясь, как бы не поскользнуться о себе и не подвер­гнуться той же участи, усилят внимание к себе и преболезненнее припадут к Богу, Помощни­ку, Хранителю и Руководителю в добре.

«И о нем возсмеются и рекут» — в духов­ной радости о своей безопасности и благоденствии под кровом Божиим скажут во взаимное назидание себе и другим: вот участь человека, уповающего не на Бога. «Се, человек, иже не положи Бога по­мощника себе». Как страх Божий и упование на Него есть отличительное свойство правед­ных, — так забвение Бога и отчуждение от Него умом и сердцем есть отличительное свой­ство нерадивых и работающих страстям.

Не содержат они в мысли, что Господь правит всем, что истинно безопасен только тот, кого Он обезопашивает, что во всех случаях жизни прочная и надежная помощь есть только та, которая нисходит от Его мышцы. Между тем как человеку нельзя быть без опоры, то он успокоивается на том, что есть под руками: уповает на богатство и на богатых, на силу или сильных или другое что. Опоры гнилы: и они падают, как листья.

« Но упова на множество богатства своего». И Доик мог быть богат или, не разделяя себя с Саулом, считать себя богатым его богатством. «И возможе суетою своею» — воображал себя сильным суетою, по­лагаясь на близость к Саулу и вес своего льстивого и лукавого пред ним языка. Богат­ство и сила, равно как покровительство бога­тых и сильных,— мечтательные и не чуждые страха надежды.

Присвоивший же себя Богу и упокоивающийся на Нем блаженствует в своем благонадежии. Стих 10. «Аз же яко маслина плодовита в дому Божий: уповах на милость Божию во век и в век века». Маслину плодовитую хозяин блюдет и хра­нит всячески, и, если бы дать ей чувство и смысл, никогда бы не пришло ей на мысль, что хозяин лишит ее своей милости, посечет и сожжет.

Святой Пророк не выставляет на вид своих добродетелей, берет в сравнение только сию несомненность милости хозяина к доброй маслине; и не на дела надеется, а на милость Божию. Как плодовитая маслина, говорит он, всегда в милости у хозяина, так я в дому Божием несомненно уповаю «на милость Бо­жию во век и в век века.— Уповах», то есть однажды положил в сердце своем решительное упование на одну милость Божию и благоду­шествую, будучи свободен от мучений страха и опасения за свою участь, каким страждут упо­вающие не на Бога,— и уверен, что, что бы ни случилося со мною, все то есть от милостивой руки Божией и ко благу моему истинному.