Если данные эксперимента явно расходятся с теоретическими предсказаниями, то теория должна быть отвергнута. Если же теоретическое утверждение принимается, то это для физики значит только то, что результаты эксперимента в большинстве случаев совподают с предсказаниями теории. Совпадают, впрочем, только в пределах вычислимой ошибки эксперимента.

И именно при таком подходе оправдать механицизм невозможно: «В силу этих принципов невозможно заявлять, что физика могла бы считать ошибочным утверждение о том, что все феномены неорганического мира могут быть объяснены механически, поскольку эксперимент не дает нам знания ни одного феномена, который бы определенно был не сводим к законам механики.

Но также не было бы легитимным сказать и то, что это утверждение физически верно, так как невозможность привести его к прямому и неразрешимому противоречию с результатами наблюдений есть логическое следствие абсолютной неопределенности, с которой связаны представления о невидимых массах и скрытых движениях [то есть, движениях атомов — В.К.]»[dd] .

Логически безупречный вывод Дюгема неумолим: «Таким образом, для опирающегося на логику экспериментального метода невозможно декларировать истинность утверждения: Все физические феномены объясняются механически. Но в той же степени невозможно объявить его и ложным. Это утверждение трансцендентно физическому методу»[ee] . Мифу о том, что физика, де, открывает истинную реальность, и тем самым, истинную метафизику, способствуют традиционные редукционистские процедуры физики: физика сводит более сложные качества к более простым, «вторичные» к «первичным».

Однако, подчеркивал Дюгем, эта «простота» и «сложность» в физике всегда имеют условный, а не абсолютный, метафизический характер. «Простые качества», «простые элементы» для физики или химии — это только синонимы того, что они неразложимы для современной науки, а отнюдь не абсолютно, в принципе. Ничто не мешает тому, чтобы в будущем более удачливые ученые, вооруженные новыми, более мощными технологиями, смогут разложить и эти, так называемые «простые качества», «элементы» на новые еще более «простые».

И история науки убедительно демонстрирует нам это. Так, поташь и сода, бывшие простыми элементами для Лавуазье, становятся для химии, начиная с работ Дэви, составными телами. Экспериментальное естествознание никогда не может претендовать на окончательно верную теорию, на «божественное видение» природы. Все физические теории преходящи. В первые два десятилетия XX века Дюгем был свидетелем возникновения и бурного развития атомной физики.

Открытия радиоактивности, атомного ядра, модель атома Бора — все эти новые шаги физики вглубь материи были для многих подтверждением атомистско-механистической метафизики. Казалось, еще совсем немного и наука откроет, наконец, те вожделенные элементарные «кирпичики» вещества, из которых сложены все вещи... Казалось многим, но отнюдь не Пьеру Дюгему.

Он твердо стоял на своей точке зрения: физика не знает и не может знать последней реальности. И в конце концов, он оказался прав!.. С.Яки пишет в своей книге о Дюгеме: «Исследования последних двадцати лет, сосредоточенные на кварках, имеющих «цвет», «вкус», «шарм» и даже «верх» и «низ», еще более разоблачили для нас тот факт, что «божественное видение» атомистов, которому противостоял Дюгем, было чем угодно, но только не открытием оснований материальной реальности.

Сегодня Дюгем наверное бы посмеялся, комментируя 120-страничный буклет, переполненный названиями и характеристиками «фундаментальных частиц»[ff] . Настойчиво критикуя механицистскую парадигму в науке, сам Дюгем склонялся к той форме физики, которая имеет вид своеобразной общей термодинамики. Кульминацией его усилий как физика теоретика был двухтомный труд «Трактат по энергетике или общая термодинамика»[gg] (1911)

, где вся классическая механика строилась без единого упоминания об атомах или молекулах. Значило ли это, что он принимал метафизику энергитизма, в духе В.Оствальда[hh] ? — Отнюдь нет. Дюгемовский «энергитизм» был так сказать чисто техническим термином его физики, не претендующим ни на какое онтологическое значение. Физика, по Дюгему, не должна опираться ни на какие модели или, если уж и использовать их, то никак не онтологизировать.

Физик исходит из некоторого множества эмпирических законов, охватить которые общей физической теорией является его задачей. Эта теория должна строиться как некая математическая дедукция: от аксиом к теоремам. Однако, аксиомы этой теории, — в случае физики, обычно, они называются гипотезами, — не имеют, вообще говоря, никакого онтологического смысла, по Дюгему.

Физил может произвольно выбирать их, стремясь дать как можно более экономное логическое выведение формул, соответствующих исходным эмпирическим законам. Дюгемовская «энергетика» в этом смысле, не имеет ничего общего с онтологизацией понятия энергии в «энергитизме Оствальда». Дюгем оставляет физика, так сказать, «математически свободным»: он позволяет ему выдвигать в качаестве гипотез любые математические фикции, лишь бы логические следствия их соответствовали ( в пределах точности эксперимента) эмпирическим закономерностям.

Именно на этом пути Дюгем активно развивал метод термодинамических потенциалов[ii] и стал одним из создателей современной физической химии. Конечно, такой тонкий и многосторонний ученый как Дюгем,искушенный не только в знании логико-теоретических связей физического знания, но и в истории этой науки, прекрасно понимал, что выбор гипотез для физика — дело совсем не случайное, и что здесь и есть, как раз, место игры и влияний самых разных «социокультурных факторов» (как говорим мы это сегодня). И об этом мы будем говорить ниже.

Сейчас нам нужно понять и оценить всю значимость и, хочется сказать, логическое изящество дюгемовской точки зрения. Он знает об «экстерналистских» влияниях на выбор гипотез, но он настаивает, что все эти влияния, предпосылки, предпочтения никак не входят в корпус физической науки. Не должны входить! Важно схватить то, с чем Дюгем настойчиво стремился размежеваться.