Премудрость и всеблагость Бога-Творца — т.е. мудрость и благость в высшей степени, — влекут, по Лейбницу, определенные следствия для мира, для творения. Премудрый и всеблагой Бог должен непременно создать лучший из возможных миров. Выделение лучшего предполагает сравнение возможного. По Лейбницу, мысль Бога охватывает всю сферу возможного. Эта сфера упорядочена с помощью принципа достаточного основания: «...

того великого принципа, в силу которого ничего не происходит без причины и должна быть причина, почему существует это, а не другое» (Там же. Т. 1. С. 234). В силу этого принципа в возможном вообще выделяются упорядоченные ряды возможного (т.е. ряды причин и следствий). Все возможное не может быть осуществлено вместе, т.к. не все вещи совозможны.

Всеблагой и премудрый Бог дает реальное существование миру, заключающему в себе наибольший ряд возможностей. Этот мир оказывается наиболее совершенным: он содержит «наибольшее количество реальности», и наибольшее разнообразие, более всего «различимой мыслимости». «Различимая мыслимость дает вещи порядок, а мыслящему — восприятие красоты. Ибо порядок — это не что иное, как различимое отношение совокупности вещей...

Следует заключить вообще, что мир — это упорядоченное (целое), исполненное благолепия, т.е. так устроенное, что приносит величайшее удовлетворение тому, кто его понимает» (Там же. С. 235). Осуществленный Богом мир представляет собой некоторый оптимальный вариант мира. Слово оптимальный происходит от латинского optimus — наилучший (превосходная степень от bonus -хороший).

Мы сегодня используем слово «оптимальный» не в смысле наилучший, а именно в смысле: наилучший из возможных, из допускаемых условиями. Именно это качество отличает действительный мир и у Лейбница. Он оптимальный не только потому, что не все ряды следствий совозможны. Но и потому, что в мире допускается существование зла, деструктивной силы (об этом ниже). Мир оптимален (или, если угодно, наилучший) именно при этом условии (ограничении).

Лейбниц очень сознательно ставит задачу определения лучшего мира, оптимального «ряда возможного» в общий разряд задач, которые в сегодняшней математике называются задачи на оптимум: «Этот ряд вместе с тем единственный определенный, как среди линий — прямая, среди углов, — прямой, среди фигур — наиболее вместительная, а именно окружность или шар.

И подобно тому как жидкости сами собой собираются в сферические капли, так и в природе мира осуществляется наиболее вместительный ряд» (Там же). Лейбниц всегда спорил с представлениями о Боге, как о всемогущем деспоте, не связанным в своей деятельности никакими ограничениями. Бог у Лейбница оказывается зависимым от самого Себя от, так сказать, собственного достоинства, от собственных определений всеблагости и премудрости.

Действия Бога должны соответствовать этим определениям. Бог оказывается в некотором смысле «связанным» ими. Отсюда такие, например, пассажи в «Опытах теодицеи...»: «(53) Но скажут: итак, Бог не может ничего изменить в этом мире? В настоящее время Бог, наверное, не может ничего изменить без ущерба для своей мудрости, потому что он предвидел бытие этого мира и всего того, что он содержит, а также принял решение о его существовании; ибо он не может ни ошибаться, ни поправляться и не может принимать несовершенных решений, имеющих в виду одну какую-либо часть, а не все части» (Там же. Т.4.С. 161). Подобные взгляды в западном (католическом) богословии не были новостью.

Лейбниц сознательно причислял себя к сторонникам интеллектуалистской линии в теологии. В переписке с П.Бейлем он писал: «Что же касается свободной воли, то я придерживаюсь мнения томистов и других философов, которые полагают, что все предопределено, и не вижу причин усомниться в этом. Однако это не препятствует нам обладать свободой, избавленной не только от принуждения, но и от необходимости: в этом отношении с нами происходит то же, что с самим Богом, который тоже всегда детерминирован в своих действиях, ибо не может избежать обязанности выбирать лучшее.

Но если бы он не имел выбора, если бы то, что он совершает, было единственно возможным, он оказался бы подвластным необходимости. Чем выше совершенство, тем более оно детерминировано привязанностью к добру и в то же время более свободно. Ибо в этом случае имеется возможность и тем болееобширного познания, и тем более укрепленной в границах совершенного разума воли.» (Там же. Т. 3. С. 364).

Но Лейбниц не был бы великим философом, если бы он не нашел конкретных логических формулировок, выражающих совершенство Творца и, соответственно, творения. Эти фундаментальные логические положения Лейбниц называет архитектоническими принципами (Там же. С. 130). Одним из таких определяющих фундаментальных принципов, по Лейбницу, является принцип достаточного основания: Вот как формулируется он в «Монадологии»: «...

Ни одно явление не может оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым без достаточного основания, почему именно дело обстоит так, а не иначе...» (Там же. Т.1. С. 41)[198] Все бытие и все познание и, даже, сам Бог подчинены у Лейбница этому принципу. Бог подчинен у Лейбница этому принципу просто потому, что все сотворенное обусловлено Его премудростью и всеблагостью.

Эти божественные атрибуты являются основанием творения и отражения их запечатлены на всей твари. Принцип достаточного основания выражает, собственно, у Лейбница факт упорядоченности мира, способ связи каждого единичного с целым. Для познания же этот принцип есть не только основание причинно-следственных связей, но и основание онтогенетической обусловленности.

В своей разносторонней научной и философской деятельности Лейбниц дал немало ярких примеров, демонстрирующих подчиненность принципов конкретных наук фундаментальным архитектоническим принципам. Одним из самых известных примеров служит принцип непрерывности: «Когда случаи (или то, что дано) непрерывно сближаются и, наконец, сливаются друг с другом, необходимо, чтобы следствия, или результаты (или то, что ожидается), претерпевали то же» (