Даже само название света знание получило уже вторично от того первого света [т.е. нетварного света Божественной благодати, который видят святые подвижники. — В.К.]»[88] . И еще: «...Как чувственное зрение не может действовать без светящего ему извне света, так и ум в качестве обладателя умного чувства не смог бы видеть и действовать сам в себе, если бы его не освещал Божий свет»[89] .

В Россию исихастская практика приходит сразу с принятием христианства и в дальнейшем поддерживается и через официальные сношения с Византией и через связи с Афонскими монастырями. Троице-Сергиева Лавра становится одним из главных очагов распространения этой православной традиции. Ученики прп. Сергия разносят практику «умного делания» по монастырям всей России, а в творениях великих иконописцев Феофана Грека, Андрея Рублева и Дионисия исихазм воплощается в русскую иконописную традицию, порождает то «богословие в красках», которое само становится проводником исихастских идей.

Традиция исихазма имела в России свою драматическую историю, взлеты и падения, которую мы не можем обсуждать здесь даже в первом приближении. Для нашей темы важно только отметить, что новый подъем духовной жизни монастырей и возобновление исихастской традиции в России был связан с переводом на русский язык греческого «Добротолюбия» прп. Паисием Величковским в конце XVIII века.

На волне нового духовного подъема в первой четверти XIX века вновь возрождается Оптина пустынь. Старцы Оптиной сами культивируют исихастское «умное делание» и становятся духовными руководителями многих православных людей, в том числе Гоголя, Достоевского, Хомякова. Именно в Оптиной пустыни И.В.Киреевский, духовно окормляемый старцем Макарием, мог и теоретически, и практически познакомиться с исихазмом.

С Оптиной у Киреевского сложились близкие отношения: он активно участвует в издании пустынью святоотеческих переводов, вместе со своей глубоко верующей женой помогает пустыни в хозяйственных нуждах. В общении и откровенных беседах со старцами в Оптинском скиту Киреевский несомненно делился с монахами своими философскими взглядами и сомнениями, обсуждал новые планы и постепенно проникался духом идущей через века православной традиции «умного делания»...

Однако, программа построения новой философии на основе понятия целостного разума не могла быть только простым возвратам к святоотеческим текстам. Цивилизация ушла уже далеко вперед и нужно было в новых условиях, в новом языке воплотить дух древней, но вечно живой церковной традиции любомудрия. Киреевский ясно понимал это: «Но возобновить философию св.

отцов в том виде, как она была в их время, невозможно. Возникая из отношения веры к современной образованности, она должна была соответствовать и вопросам своего времени и той образованности, среди которой она развилась. Развитие новых сторон наукообразной и общественной образованности требует и соответственного им нового развития философии. Но истины, выраженные в умозрительных писаниях св.

отцов, могут быть для нее живительным зародышем и светлым указателем пути. Противупоставить эти драгоценные и живительные истины современному состоянию философии; проникнуться, по возможности, их смыслом; сообразить в отношении к ним все вопросы современной образованности, все логические истины, добытые наукой, все плоды тысячелетних опытов разума среди его разносторонних деятельностей; изо всех этих соображений вывести общие следствия, соответственные настоящим требованиям просвещения, — вот задача, решение которой могло бы изменить все направление просвещения в народе, где убеждения православной веры находятся в разногласии с заимствованною образованностию»[90] .

Концепция целостного разума, сложившаяся в трудах старших славянофилов под прямым влиянием православной антропологии и православного понимания духовной жизни, оказалась одной из характернейших тем русской религиозной философии. По своему преломленная в системе В.С.Соловьева, она перешла в XX столетие, где разрабатывалась почти всеми крупными русскими философами: С.Н.Трубецким, Е.Н.Трубецким, Н.О.Лосским, С.Л.Франком, о.Павлом Флоренским, о.Сергием Булгаковым и др.

В историко-культурном плане концепция целостного разума остается и по сегодняшний день философским свидетельством православных истоков русской культуры. ТЕХНОЛОГИИ ИНФОРМАЦИОННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ И МУДРОСТЬ КНИЖНОЙ КУЛЬТУРЫ В противопоставлении информации как определенной формы со-хранения знания и книги отражается классическое противопоставление технологии и мудрости, цивилизации и культуры.

Слово информация нередко употребляют в очень расплывчатом смысле. Знание не тождественно информации — вот положение, которое необходимо почаще напоминать. Приведем пример, чтобы пояснить это существенное различие. Положим, я знаю голос близкого мне человека. Это знание выступает здесь в своем аутентичном виде. И я могу записать этот голос на диск в цифровом коде.

Как известно, при использовании последнего голос разлагается («анализируется») в соответствии с некоторыми теоретическими схемами в совокупность бесконечного числа гармоник, из которого для записи используется только конечное число их. Полученная запись и есть информация. Если записанных гармоник не очень много, то тонкий слух сможет отличить запись от оригинала.

Если же их достаточно много, то сделать это уже сложнее. Однако, принципиальная разница между информационным образом и исходным знанием все равно остается[91] . Информация есть всегда проекция знания на плоскость некоторой теоретико-технологической схемы[92] . Информация, вместе с тем, есть всегда знание формализованное, подготовленное к использованию машиной.

Понятие информации используется двояко. Прежде всего в строго научном смысле, как основное понятие математической теории информации, построенной К.Шенноном, Н.Винером и др. И кроме того, в широком смысле, как некоторая мифологема, в высшей степени распространенная в сегодняшнем дискурсе. «Информацией» в этом последнем смысле оказывается уже буквально все: звуки, цвета, запахи, научные теории, жизненный опыт, мистические озарения, божественное откровение, энергия и материя.