От автора ТОЧНОСТЬ НАУКИ, СТРОГОСТЬ ФИЛОСОФИИ И МУДРОСТЬ РЕЛИГИИ Для всякого образованного верующего человека неизбежно встает задача самоопределения перед лицом культуры. Вера в Бога и благодатная жизнь, дарованная нам Богом в Его Церкви, есть великое сокровище, полнота истины и утешение для каждого христианина. Но чем глубже вхождение в церковную жизнь, тем острее встает вопрос: а что значит для христианина вся остальная культура?

Особая драматичность и острота этих отношений обусловлена тем, что субъектами их являются две противоположные личности: один — нравственные законы «преступить сумевший", другой — твердо держащийся чести и совести. И основным, решающим модусом этих взаимоотношений — нравственной идеей, направляющей все повествование, — является милосердие (caritas, agape)

— та кардинальная, христианская добродетель, центральное положение которой в русской культуре было Пушкиным глубоко осознано и гениально изображено. По степени авторской сознательности в изображении темы милосердия повесть «Капитанская дочка" является одним из самых христианских произведений в мировой литературе. Именно от «Капитанской дочки", как было уже отмечено, идет в русской литературе традиция проникновенных диалогов «святых и преступников", стоящих «в беспредельности" — перед лицом Бога.

Старательно подбирает Пушкин иллюстрации основной темы повести. Этому служит и история изувеченного башкирца. Он был пойман в Белогорской крепости как лазутчик, подосланный Пугачевым для распространения подбивающих казаков к бунту листовок. Комендант крепости Иван Кузьмич Миронов начинает его допрашивать, но башкирец ничего не отвечает. "Якши, — сказал комендант, — ты у меня заговоришь. Ребята!

сымите-ка с него дурацкий полосатый халат да выстрочите ему спину. Смотри ж, Юлай: хорошенько его! Два инвалида стали башкира раздевать. Лицо несчастного изобразило беспокойство. Он оглядывался на все стороны, как зверек, пойманный детьми. Когда ж один из инвалидов взял его за руки и, положив их себе около шеи, поднял старика на свои плечи, а Юлай взял плеть и замахнулся, — тогда башкирец застонал слабым, умоляющим голосом и, кивая головою, открыл рот, в котором вместо языка шевелился короткий обрубок" [156] .

Эта сцена нужна Пушкину не только для осуждения жестокого старого обычая пытать при допросе. Замысел его глубже. Вот Белогорская крепость взята повстанцами Пугачева. Среди них и убежавший ранее башкирец. Пугачев приказывает повесить коменданта крепости Миронова. Скупыми, лаконичными фразами отмечает Пушкин всю драму «встреч и узнаваний" этих двух людей — изувеченного при подавлении прошлого восстания безымянного башкирца и капитана Миронова: «Несколько казаков подхватили старого капитана и потащили к виселице.

На ее перекладине очутился верхом изувеченный башкирец, которого допрашивали еще накануне. Он держал в руке веревку, и через минуту увидел я бедного Ивана Кузьмича, вздернутого на воздух" [157] . Мир, лежащий во зле, идет своими путями, путями мести и немилосердия. «Око за око, зуб за зуб" — вот древний его закон. Для выявления все той же темы милосердия служит и история урядника Максимыча.

Фигура, хотя и скупо обрисованная, но сложная и неоднозначная [158] . Максимычу еще до приступа Белогорской крепости не слишком доверяет комендант Миронов. Максимыч тайно встречается с Пугачевым. После разоблачения его в Белогорской крепости сажают под арест; но он бежит. Вместе с Пугачевым входит в крепость. Именно Максимыч указывает Пугачеву, кто комендант крепости.

И вот, когда Гринев и Савельич, отпущенные Пугачевым, бредут по дороге, уводящей их от крепости, происходит первая личная встреча, личное касание Гринева и Максимыча. "Я шел, занятый своими размышлениями, как вдруг услышал за собою конский топот. Оглянулся; вижу: из крепости скачет казак, держа башкирскую лошадь в поводья и делая издали мне знаки.

Я остановился и вскоре узнал нашего урядника. Он, подскакав, слез с своей лошади и сказал, отдавая мне поводья другой: «Ваше благородие! Отец наш вам жалует лошадь и шубу с своего плеча (к седлу привязан был овчинный тулуп). Да еще, — промолвил, запинаясь, урядник, — жалует он вам... полтину денег... да я растерял ее дорогою; простите великодушно".

Савельич посмотрел на него косо и проворчал: «Растерял дорогою! А что же у тебя побрякивает за пазухой? Бессовестный!" «Что у меня за пазухой-то побрякивает? — возразил урядник, нимало не смутясь. — Бог с тобою, старинушка! Это бренчит уздечка, а не полтина". — «Добро, — сказал я, прерывая спор. — Благодари от меня того, кто тебя прислал; а растерянную полтину постарайся подобрать на возвратном пути и возьми себе на водку".

— «Очень благодарен, ваше благородие, — отвечал он, поворачивая свою лошадь, — вечно за вас буду Бога молить". При сих словах он поскакал назад держась одной рукою за пазуху, и через минуту он скрылся из виду" [159] . И именно этот Максимыч во время схватки под Оренбургом (Гринев — на стороне защитников города, Максимыч — на противоположной стороне, среди нападающих казаков Пугачева)

, передает Гриневу письмо из Белогорской крепости от Марьи Ивановны. Встреча их отмечена у Пушкина какой-то удивительной теплотой. Вот она буквально, встреча во время боя двух солдат враждебных армий: «Однажды, когда удалось нам как-то рассеять и прогнать довольно густую толпу, наехал я на казака, отставшею от своих товарищей; я готов был ударить его своею турецкою саблею, как вдруг он снял шапку и закричал: — Здравствуйте, Петр Андреич! Как вас Бог милует? Я взглянул и узнал нашего урядника. Я несказанно ему обрадовался.

- Здравствуй, Максимыч, — сказал я ему. — Давно ли из Белогорской? - Недавно, батюшка Петр Андреич; только вчера воротился. У меня есть к вам письмецо. - Где ж оно? — вскричал я, весь так и вспыхнув. - Со мною, — отвечал Максимыч, положив руку за пазуху. Я обещался Палаше уж как-нибудь да вам доставить. — Тут он подал мне сложенную бумажку и тотчас ускакал" [160] .

Конечно, за Максимычем мы чувствуем Палашу, — «девку бойкую, которая и урядника заставляет плясать по своей дудке"[161] , служанку Марьи Ивановны. Но тем не менее присутствует в отношениях урядника и Гринева уже и некое личное начало — может быть, в особой доброжелательности тона, — никак не сводимое только к внешним обстоятельствам. Откуда оно?