Поэтому возникает другая концепция, которая также появляется в Древнем Риме. Суть этой концепции: религия возникает вследствие страха: перед природой, перед богами. У известного древнего философа, эпикурейца, вольнодумца, атеиста Тита Лукреция Кара «первых богов создал страх». Как правило, на эту концепцию накладывается предыдущая. Люди боятся, поэтому придумали богов, потом появляются хитрые обманщики, которые используют страх в своих интересах. Так возникают новые религии. Но что значит страх перед природой? Человек боится проявлений природы: грозы, грома, землетрясения, наводнения, вулканов, хищных зверей. Поэтому человек придумывает себе как бы сверхъестественные силы, которые этими природными силами управляют, и думает, что, боясь этих сил, я могу управлять природными стихиями. Конечно, я не настолько всемогущ, чтобы заткнуть вулкан, прекратить землетрясение, но я настолько всемогущ, чтобы познать волю бога Гефеста, который может этот вулкан задуть; познать волю Посейдона, чтобы он прекратил шторм на море. Конечно, в этом есть некоторая доля истины, но такая версия тоже должна заслуживать проверки.

Сейчас живем в современном обществе. Мы не боимся землетрясений, даже если живем в сейсмоопасной зоне. Мы не боимся грома и молнии, потому что мы знаем, что можно сделать громоотвод. А вот говорим, что древние люди боялись. Есть этнографические записки исследователей, которые ходили к современным диким племенам в попытке найти подтверждение каким-либо концепциям. Они беседовали с современными папуасами или неграми в Африке, или индейцами в дебрях Амазонки, которые остались в такой дикой форме развития. Эти этнографы с удивлением обнаруживают, что никакого страха у них нет. Они ничего не боятся. Люди в джунглях у себя дома. Чего им там бояться? Представьте себе, мы дома сидим у телевизора. Чего нам бояться? Конечно, телевизор может взорваться, сосед сверху может залить, снизу могут поджечь. Но мы об этом не думаем. Страх, конечно, должен присутствовать. Страх - это индикатор, если человек живет в своей атмосфере. Но если дикаря перевести сейчас в современный город, ему станет страшно. Огнедышащие чудовища на колесах ездят. Непонятные существа, говорящие в коробках. Страшно! А в том мире он чувствует себя дома. Чего ему бояться? Такая концепция не учитывает всех особенностей бытия человека. Человек, если бы он боялся, иначе бы реагировал. Когда человек придумывает себе богов, то делает это не из страха. Это скорее некоторый философский поиск, доступный как истинный философский поиск только лишь некоторым отдельным людям, но не каждому человеку. А если мы говорим о религиозности людей, то мы говорим о религиозности всех людей. Не нужно об этом забывать.

Здесь я скажу то, от чего я вас предостерегал на прошлой лекции, а именно: здесь я покажу во всех своих лекциях (вчерашних, сегодняшних и последующих) то, что истинно научный подход, истинно разумный подход подводит нас к вере в Пресвятую Троицу, в Иисуса Христа. Все атеистические выводы – это подгонка под ответ. Ни один атеистический вывод не может быть строго разумным. Всегда мы можем увидеть чисто логическую ошибку, подмену понятий, как это мы видели в тех концепциях, с которыми мы с вами знакомились.

И еще несколько слов о страхе как о причине возникновения религии. Как известно, английский ученый-биолог Чарльз Дарвин также разделял эту концепцию. И он, будучи сторонником традиционной теории эволюции, считал, что человеческий страх сродни страху животному, и поскольку именно страх создает богов, то, следовательно, некоторые зачатки религиозного чувства должны быть и у животных. Такая логика вполне правильная, и Дарвин рассуждал вполне логично и разумно, подводя под такие выводы. Но такая логика, можно сказать, сыграла злую шутку с самим основателем эволюционной теории, поскольку очевидно, что религия существует только у человека. Да, Дарвин говорил, что физиологический страх проявляется у животного и у человека одинаково, т.е. появляются некоторые нервные импульсы, начинают дрожать мышцы и другие физиологические реакции имеются. Но физиологические реакции могут быть исходные, а выводы, которые отсюда вытекают, тем не менее, совершенно отличные.

Да, Дарвин, правильно указывает на то, что животное, например собака, совсем иначе относится к своему хозяину, чем к другим людям. Она встречает хозяина, которого давно не видела, не просто радостно, а как бы с обожанием, выделяя его из всего остального мира. Но ни одна собака, ни одно высокоорганизованное существо никогда с таким же обожанием не относится к вымышленному объекту. Ни один собаковед не скажет, что собака уединяется в своей конуре для того, чтобы помолиться некоторому существу, которое она из-за страха перед палкой выдумала себе. Очевидно, что этого не может быть ни у низшего, ни у высшего животного. Но страх действительно существует у всех животных. Поэтому страх страху рознь. Одно дело - чисто физиологическая реакция у животных, а другое дело - оценка этой ситуации человеком. Человек – это существо разумное, и говорить о родстве человека с животными совершенно нельзя.

Еще одна концепция, которую мы должны рассмотреть, является наиболее популярной в ХХ в. особенно в нашей стране – концепция марксистская, согласно которой религии так же возникают на некотором этапе. И марксистская концепция превосходит названные мною концепции, в том числе и некоторые другие, тем, что она включает их в себя как необходимые элементы. Марксистская теория научного атеизма утверждает, что и страх действительно является тем элементом, что привел к возникновению религии, и обман, безусловно, также присутствовал, но всего этого недостаточно.

Прежде всего, марксизм упирает на классовые формы возникновения религии. Религии возникают только лишь в обществе тогда, когда возникают классы – класс эксплуатируемых и класс эксплуататоров. До этого религия не имеет истинных классовых корней. Были корни, конечно же, другие: психологические, гносеологические. Но эти корни должны были реализоваться только лишь с появлением классов, именно с появлением эксплуатации человека человеком. У эксплуатируемых возникает ситуация безысходности, и в силу неразвитости общественных отношений, в силу забитости эксплуатируемых они не могут осознать истинных причин своего бедственного состояния. И тогда они обожествляют эти силы, которые над ними довлеют. Народ создает сам себе утешение, как сказал Маркс, опиум. Религия есть опиум народа. Мне очень часто в советское время приходилось говорить с секретарями райкомов. Меня всегда поражало, что так называемые наши правители никогда не знали марксизма-ленинизма. Они, собственно, не были коммунистами. Я даже понимаю, что для них это хорошо, потому что если бы они изучили Маркса и Ленина во всей полноте, то ужаснулись бы. В спецхраны нужно было помещать не произведения Солженицына, Сахарова, Бердяева, Отцов Церкви, а, прежде всего, Маркса и Ленина. Закон самосохранения не позволял учащимся школ и институтов читать работы Ленина серьезно, так как если бы они прочитали их серьезно, то волосы у них встали бы дыбом так, как они встали у меня. Работа Ленина «Задачи союзов молодежи» – безнравственна. «Великий почин» призывает к террору, убийству рабочих, не участвовавших в субботниках, а ведь некоторые до сих пор считают Ленина самым человечным человеком.

Мы немного отвлеклись. Вновь вернемся к классовой теории. Религия есть опиум народа. Не опиум для народа, как любят иногда произносить для благозвучия марксистскую фразу. Народ сам создает для себя опиум, в котором он ищет утешения от своих страданий. У Ленина, в силу его меньшей интеллектуальной глубины, есть похожая на высказывание Маркса фраза. Ленин по-русски назвал религию – сивухой. Религия есть род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свое бесправие и нищету. Смысл не меняется - самогонка или опиум, у каждого народа свои обычаи. Но главное то, что религии создаются самим народом. Выводы марксистского научного атеизма: для борьбы с религией необходимо в первую очередь создание бесклассового общества. Любое просвещение, любые реформы в классовом обществе никогда не приведут к окончательной победе атеизма. Окончательная победа может быть достигнута только при коммунизме. Когда не будет эксплуатации человека человеком, тогда исчезнут самые главные классовые корни, исчезнут психологические корни, и можно будет достичь благосостояния людей, можно будет достигнуть огромных научно-технических успехов, и тогда исчезнет страх перед природой, поскольку человек будет полностью защищен.

На счет научности классовой теории сейчас вроде бы неудобно говорить. Классовая теория является совершенно ненаучной. Можно долго об этом говорить, но я приведу очевидный и простой пример. Если говорить о научности чего-либо, то логично обратиться к самим представителям науки, которые лучше, наверное, знают, что такое наука. В философии такими людьми, которые опираются на науку, являются позитивисты. Позитивизм – направление в философии, возникшее в начале XIX в., которое считает все философские проблемы псевдопроблемами, и единственным источником научного истинного знания, по их мнению, является наука. И философия должна опираться на науку и черпать свои познания только лишь из науки. Известный позитивист, несколько лет назад скончавшийся, Карл Поппер, представитель постпозитивизма, вывел такой критерий научности теории - критерий фальсификации. Научной является та теория, которая является фальсифицируемой, в смысле опровергаемой, т.е. теория, с которой можно спорить. Это теория, которую можно не ложно опровергнуть, а которую можно опровергать, поскольку она воспринимает аргументы, с ней можно спорить. Критерии истинности имеют давнюю историю. Это уже вопрос истории философии. Этот критерий один из наиболее поздних, наиболее приемлемых критериев. В качестве иллюстрации ненаучных теорий Поппер привел три примера того, какие теории не являются научными, поскольку не являются фальсифицируемыми. Это диалектика Гегеля, психоанализ Фрейда и научный коммунизм Маркса-Ленина.

Не фальсифицируемы, т.е. ненаучны они по простой причине. Диалектика Гегеля основывается на принципе единства и борьбы противоположностей, т.е. А равно не-А. Иначе говоря, ученый высказывает некоторую фразу. Ему возражают: «Нет, это неверно. Верно вот то-то и то-то». А он отвечает: «Совершенно верно. Мы ведь с вами сходимся в принципе – единство и борьба противоположностей. И это верно, и это верно». Понимаете? Противоположности борются – это бессмысленно, ненаучно. Это только в неком возбужденном философском уме возникает такая псевдонаучная теория. С ней нельзя спорить.

Психоанализ Фрейда также не является научным, поскольку если начинаешь спорить с психоаналитиком, то, как известно, он на тебя посмотрит ласковым взором, и скажет: «У вас, видимо, было трудное детство, у вас не до конца преодолен Эдипов комплекс, у вас были интимно-мечтательные отношения со своими родителями. Вам надо долго проводить психологический тренинг. Мы вас вылечим, и тогда вы будете думать совсем иначе». Это тоже ненаучный подход.

Ну и, разумеется, научный коммунизм, который люди старшего поколения прекрасно помнят, тоже не является научным.

Это концепции ненаучные. Поэтому так называемый научный атеизм, опирающийся на классовую теорию, является некоторой философской концепцией, философской в плохом смысле, т.е. ненаучной. Я, хотя и философ по образованию, но всегда призываю своих студентов и слушателей очень настороженно относиться к разным философским концепциям. Не все то, что выходит из под пера философов, является истинным. Бывают такие страшные вещи, как я уже сказал о Гегеле, Марксе и Фрейде, что ни о какой истинности и научности здесь говорить вообще не приходится.

Когда я учился в МГУ, я слушал лекции по научному атеизму. Тогда я еще был человеком невоцерковленным и лекции по научному атеизму слушал с большим интересом и с некоторым страхом. Я все ждал, когда же, наконец, меня припрут к стенке и приведут те неопровержимые аргументы, которые доказывают, что Бога нет. И после помню совершенно точно, когда я прослушал последнюю лекцию, то вздохнул сразу спокойно, свободно. Я узнал обо всех атеистических концепциях, понял, что все они высосаны из пальца и гроша ломаного не стоят.