7. Возможный эпикуровский минимум в связи с критикой атомизма у Аристотеля

Как мы уже указали выше, толчком для такого развития послужила, согласно Г.Кремеру, критика Аристотеля в адрес атомизма. Об этом говорили раньше и многие другие исследователи (там же). Г.Кремер указывает на многочисленные современные исследования, в которых, в противоположность мнениям, ранее распространенным среди филологов, подчеркивается несомненное и детальное знакомство Эпикура со всеми трудами Аристотеля, а не только с его утерянными в настоящее время диалогами{207}.

В чем состоит аристотелевская критика атомизма? а) Аристотель (Phys. III 4-8), исходя из старого натурфилософского учения об апейрон, то есть о беспредельном, понял эту беспредельность как потенциальную, то есть как никогда не находящую для себя никакой границы. В этом смысле он говорит, что и каждое число тоже можно представить себе как бесконечно делимое. Но, поскольку всякое наименьшее число все же является числом, то есть в конце концов той или иной единицей, постольку можно говорить при бесконечной делимости числа также и о его неделимом пределе. При этом Аристотель утверждал, что в сторону увеличения числа такого предела нет. В сравнении с такой предельной неделимостью числа Аристотель считал вещественную область делимой уже без всякого предела. Эпикур, несомненно, воспользовался этой теорией Аристотеля, но только кроме неделимости числа он допускал еще и предельную неделимость вещественной величины. Такие тексты, как Arist. Phys. III 207 b I слл. и Diog. L. X 59, звучат почти тождественно даже терминологически. Таким образом, бесконечные ряды делимости каждого числа при наличии предела деления, по Аристотелю, и то же самое - в отношении вещественной величины, по Эпикуру, в логическом смысле представляют собою одну и ту же конструкцию.

Аристотель (Phys. VI 1 до 231 b 18) доказывает, что время, пространство и движение, будучи континуумом, не могут быть составлены из неделимых атомов, которые в данном случае могут быть лишь изолированными точками. Далее (VI конец 1 гл. - 4 гл.), то же самое Аристотель усматривает и в понятии скорости, изменения которой тоже не могут быть прерывными. То же самое необходимо сказать, по Аристотелю (VI 5-8), и о взаимном переходе от покоя к движению и обратно, который тоже может быть только непрерывным и скользящим.

После критики зеноновских апорий движения (VI 9) Аристотель утверждает, что даже если допустить непрерывность пространства, то Демокрит все равно не может говорить о движении атомов, поскольку такое движение всегда создавало бы какой-то определенный пройденный путь, который все равно должен быть делим, чтобы начало и конец движения не совпадали в одной точке. Ясным делается также и то, что из неделимых атомов нельзя составить никакого цельного тела. На этом основании Ферли доказывает, что Эпикуру пришлось признать атомарность пространства и времени и понимать движение атома скачкообразно{208}. А это значит, что Эпикуру необходимо было отличать в атоме той или другой определенной величины и формы его минимум, который функционирует в процессах движения уже независимо от величины и формы атома и есть только предельно малая протяженность, которая и необходима для предельно малого функционирования атома.

После разбора этой аристотелевской критики атомизма Кремер делает вывод, что Эпикур заимствовал у Аристотеля, в целях формулировки своего телесного минимума, аналогию числовых рядов{209}.

Что такое эти числовые ряды у Аристотеля, понять нетрудно. Из предыдущего ясно, что Аристотель требует от Демокрита признания бесконечной делимости атома. Но Аристотель вовсе не хочет сказать, что делимость эта - какая ни попало и вполне безразличная к тому телу, которое именно и подвергается делению. Подвергая как угодно далеко идущему делению число, мы, как сказано, в результате этого деления все же получаем не что иное, как числа же. При этом каждое такое число тоже ведь является чем-то определенным и целым, тоже какой-то единицей, хотя уже и новой. Следовательно, подвергая делению данное число, мы получаем бесконечный ряд все меньших и меньших чисел, и, таким образом, здесь у нас получается бесконечная делимость; поскольку, однако, каждая дробь, как бы она ни была мала, все же есть некоторого рода число и некоторого рода единица, постольку данное исходное число, которое мы подвергаем бесконечному делению, в некотором смысле остается самим собой, то есть чем-то неделимым. Это соотношение делимости и неделимости Эпикур и заимствовал у Аристотеля; но только в отличие от Аристотеля он приписал это соотношение делимости и неделимости не только числам, а еще и всем вещественным телам. Поэтому у Эпикура и получилось, что всякое тело делимо до бесконечности, и в то же самое время в каждом моменте своего деления оно остается самим собою и, следовательно, неделимым.

б) В заключение этого пункта нашего анализа эпикурейского атомизма заметим, что Аристотель, будучи логически совершенно прав, все же не учитывает всего богатства демокритовского атомизма. А вместе с Аристотелем до некоторой степени погрешает здесь и Г.Кремер. Дело в том, что демокритовские атомы в конце концов не так уж отделены от конкретно воспринимаемой нами чувственной действительности. Ведь общеизвестно учение Демокрита об истечении эйдолов из атомов, то есть об отделении от атомов их "видиков", которых бесконечное количество, которые несутся с огромной скоростью и вступают в комбинации, превосходящие любую сказку и любую магическую операцию. Если принять во внимание это демокритовское учение об эйдолах, то, пожалуй, дискретность атомизма во многом померкнет и критика Аристотеля окажется несколько формальной. Тем не менее критика Аристотеля все же имела огромное значение, поскольку она заставила каждого атомиста говорить о своих дискретных атомах более аккуратно и более дальновидно. Нужно было неделимость атомов совместить с их бесконечной делимостью, что Эпикур и сделал. Делимость атома у него бесконечна; и тем не менее она требует признания для себя известного предела, нарушая который атом уже переставал быть самим собою, а следовательно, исчезала и его делимость. Такая более четкая логическая методика, несомненно, у Эпикура была, и воспользовался он ею, как вернее всего предполагать, на основе аристотелевской критики атомизма.

8. Значение академической физики для атомистики Эпикура

Еще больше сходств Г.Кремер усматривает между эпикуровским учением о минимуме и соответствующими работами платоновских академиков, которые вели широкое исследование, посвященное логическому выводу материального мира из геометрических образов, являющихся моделями и первоначалами для сущего. Здесь в смысле источника основная роль принадлежит псевдоаристотелевскому трактату "О неделимых линиях"{210}.

а) Трактат "О неделимых линиях", принадлежащий не самому Аристотелю, но какому-нибудь из его учеников, и потому обычно обозначаемый как псевдоаристотелевский, направлен против платоников, согласно которым и линия, и плоскость, и вообще все геометрические фигуры и тела должны в первую очередь рассматриваться как неделимые идеи, чтобы была возможность говорить и об отдельных проявлениях этих идей, причем проявления эти могли быть бесконечно разнообразными{211}. Против этого платонического понимания геометрических фигур и тел и восстает псевдоаристотелевский трактат "О неделимых линиях". Поскольку же наши сведения о физических учениях в Академии очень скудны, постольку этот трактат и является одним из главных источников для понимания учения академиков о неделимых элементах. На основании этого трактата можно формулировать следующие пять пунктов учения академиков об элементах.

б) Во-первых, ученые платоновской Академии рассуждали, что если существует "многое" и "великое", а также противоположное этому, то есть "немногое" и "малое", и если то, что имеет практически бесконечное число делений, никак нельзя назвать "немногим", но надо продолжать называть "многим", то ясно, что "немногое" и "малое" могут иметь лишь ограниченное число делений; а если число делений ограничено, то необходимо существует какая-то неделимая величина (ameres megethos), так что во всем должно существовать (enyparxei) нечто неделимое, если только существует "немногое" и "малое" (Arist., De lin. insec. 968 а 2-9).

Во-вторых, рассуждают платоники, если существует идея линии, а идея является первым во всем ряде одноименных с нею вещей, и при этом части онтологически (ten physin) прежде целого, то "сама линия" (то есть, по-видимому, идея линии) будет неделимой, точно так же, как неделимы четырехугольник, треугольник, другие "схемы" и вообще всякая плоская фигура "сама по себе"; ведь в противном случае нечто окажется прежде (proteron) их, тогда как прежде идей ничего не может быть (968 а 9-14). Другими словами, неделимый минимум в данном случае есть та общая идея данного типа фигур или тел, без которой нельзя судить и о каждой отдельной фигуре и о каждом отдельном геометрическом теле, обнимаемых общей идеей.