2. Основная специфика словесной предметности у стоиков

а) Специально проблеме бестелесности у стоиков посвящает свою работу известный Эмиль Брейе. Этот исследователь констатирует прежде всего тот факт, что самый термин "бестелесное" весьма мало популярен во всей достоической философии, что им мало и неохотно пользуются Платон (Soph. 246 b; Politic. 286 а; Phaed. 85 е; Phileb. 64 b) и Аристотель (Phys. IV 1,10) и что его впервые ввел киник Антисфен для характеристики отрицаемой им идеалистической философии{121}.

Согласно Брейе, в начале логики Аристотеля речь идет о понятии. А согласно логике стоиков, главным представителем внешнего мира в сознании является phantasia. Но ни то, ни другое не является принципом логики стоиков, и ни то, ни другое не является ее исходным пунктом. Это логическое начало и этот ее исходный пункт есть лектон. Но что же такое это лектон? У Секста (Adv. math. VIII 11) "обозначаемое", которое отлично от "обозначающего", есть именно лектон. Брейе совсем не худо переводит этот греческий термин по-французски как exprimable, то есть как "то, что может быть выражено (в слове)". Это гораздо лучше, чем английские и немецкие переводы этого термина как Expression.

Лектон возникло как следующего рода проблема. И грек и варвар понимают, что такое данный предмет. Но варвар не понимает того слова, которым обозначается данный предмет по-гречески. И тем самым он не понимает и того предмета, который в данном случае обозначается. Грек понимает данный предмет; а варвар, хорошо понимая данный предмет вообще, совсем не понимает того, что в данном случае грек говорит ему именно о данном предмете. Значит, у грека, называющего данный предмет, находится в сознании нечто другое, чего нет у варвара. Слово, употребленное греком для обозначения данного предмета, сопровождается каким-то особенным сознанием этого предмета. Варвар же, не понимая греческих слов, не понимает и того предмета, который в данном случае именуется, хотя в общем виде, еще до всяких разговоров с греком, он и знает прекрасно, что это за предмет. Значит, кроме слова, обозначающего данный предмет, и самого предмета, есть нечто третье.

Назвать это третье какой-нибудь реальностью невозможно, потому что, кроме звука, обозначающего данный предмет, и самого предмета, никакой реальности нет. Поэтому стоики в данном случае не говорят о какой-нибудь третьей реальности, но они говорят о некоем атрибуте, который присущ слову. Этот атрибут заключается в том, что некоторого рода предмет обозначен данным словом. Согласно Сексту Эмпирику, данный атрибут предмета только этим и отличается от самого предмета, хотя реально никакого различия между лектон предмета и самим предметом вовсе не имеется. Обозначаемый предмет, согласно Сексту, ровно ничем не отличается от предмета не обозначаемого, и в этом смысле лектон нисколько не меняет природы необозначенного предмета.

Таким образом, лектон, или словесная предметность, по своему смысловому содержанию ровно ничем не отличается от того физического предмета, на основе которого и возникла соответствующая словесная предметность. Но если отвлечься от содержания, то лектон физического предмета и самый физический предмет обязательно есть нечто разное. Лектон - это чистый смысл, а физический предмет есть та или иная телесная субстанция, с которой лектон соотнесено, но само по себе оно вовсе не есть какая-нибудь субстанция, ни телесная, ни духовная. Вещь есть нечто физическое; но и мысли о вещи, находящейся в вещественной душе, тоже есть вещь. Как же это лектон, прибавляясь к вещи, совершенно никак ее физически не меняет? Вот тут-то и заключается вся сущность учения стоиков о лектон. Дело затрудняется еще и оттого, что, по стоикам, и все атрибуты (categorema) вещи, и суждения, и связи суждений, поскольку все это приписывается нами вещам, являются тоже лектон. Категорема же самой вещи, то есть ее реальное свойство, существующее независимо от установления нами отношений между свойствами вещи и самой вещью, не есть лектон, но является чем-нибудь вещественным. Значит, обозначение вещи при помощи той или иной категории, или отношение категорем вещи, - это есть уже лектон. Всякое приписывание чему-нибудь смысла - это обязательно уже есть приписывание соответствующего лектон.

С этой точки зрения лектон вовсе не есть только высказываемое, или выражаемое, как это думают даже некоторые современные исследователи. Высказываемое, как и всякое высказывание, опять-таки есть нечто физическое, вещественное, реальное и естественное. Оно что-то делает и творит, в то время как лектон ровно ничего не творит, не делает, не создает. Лектон нельзя также путать вообще с мыслительным актом или с разумом по той же самой причине. Мышление действует при помощи подобия, аналогии, смешения, составления, противоречия, перехода, лишения (SVF, II 87; ср. также суждение Цицерона - SVF III 72). Ничего этого, с точки зрения Брейе{122}, нет в стоическом лектон, потому что лектон совсем не есть действие. Оно ни к чему не стремится и ничего не достигает. Это даже не есть и просто "смысловое представление". Оно только "соответствует" (cata) смысловому представлению, то есть является его смыслом. Но чтобы вся эта стоическая философия лектон стала для нас совершенно ясной, мы приведем некоторые стоические тексты в их более подробном виде.

б) Более подробно об этом читаем у Секста Эмпирика (Adv. math. VIII 11-12):

"Три [элемента] соединяются вместе - обозначаемое (смысл), обозначающее (звуки) и предмет (to tygchanon). Обозначающее есть слово, как, например, "Дион". Обозначаемое есть сама вещь, выявляемая словом; и мы ее воспринимаем как установившуюся в нашем разуме, варвары же не понимают ее, хотя и слышат слово. Предмет же есть находящееся вне, как, например, сам Дион. Из этих элементов два телесны, именно звуковое обозначение и предмет. Одно же - бестелесно, именно обозначаемая вещь и словесно выражаемая предметность (lecton), которая может быть как истинной, так и ложной".

В этом разделении у Секста Эмпирика, по-видимому, является неточным сведение лектон только на истинное или ложное высказывание. Сам Секст Эмпирик тут же говорит, что, согласно стоикам,

"таково вообще не все, но одно - недостаточно, другое - самодовлеюще. Из самодовлеющего [истинным или ложным бывает] так называемое утверждение (axioma), которое стоики определяют так: "Утверждение (суждение) есть то, что истинно или ложно".

Из приведенных текстов Секста Эмпирика ясно, что лектон у стоиков, во-первых, бестелесно, что оно есть предмет осмысленного высказывания, не сводимый ни на физическую вещь, которая высказывается, ни на словесные звуки, при помощи которых оно высказано: и что, во-вторых, этому лектон свойственна своя имманентная истинность, не всегда соответствующая объективной истинности материальных вещей.

Общее мнение античности о стоическом лектон дошло до последних представителей неоплатонизма, из которых Аммоний именно в этом пункте сопоставляет стоиков и Аристотеля. Согласно Аристотелю, думает Аммоний, существуют только две области, противопоставляемые одна другой, - объект вне человеческого субъекта и субъект со своим разумом и языком, позволяющими человеку понимать объективные вещи и их обозначать. У стоиков же здесь не две, но три совершенно разные области - объект, субъект (понимающий и обозначающий объекты) и нечто среднее между "объектом и субъектом, а именно умопостигаемо-данный предмет высказывания и понимания; и при помощи этого третьего только и происходит понимание и обозначение вещей. Аммоний пишет: