Последователи Орфея и Мусея прикрывали свое софистическое искусство таинствами и прорицаниями (316 d). Имелись книги Мусея и Орфея, трактовавшие об очистительных таинствах и доставлявшие блаженство в потустороннем мире (R. Р. II 364 е). Знаменитые слова "много у нас тирсоносцев, но мало вакхантов", цитируемые Платоном (Phaed. 69 с), как мы теперь знаем, орфического происхождения. Наконец, из какого-то неизвестного нам произведения Орфея Платон цитирует слова о прекращении песни "на шестом колене" (Phileb. 66 с). Этот последний текст, как и другие два (Legg. II 669 d, VIII 829 d, тут же фигурирует и Фамир), преследует у Платона, очевидно, только цели словесного украшения с помощью имен древности.
Из этого обзора видно, что Платон трактует Орфея, Мусея и прочих полумифических поэтов и музыкантов как вполне реальных и исторических деятелей, что их поэтическое творчество он объединяет с их культовыми нововведениями и что их поэзия и музыка заслуживают наивысшей оценки, завораживая людей своей божественной красотой. Ясно, что эстетика Платона в данном случае остается верной самой себе, что она отождествляет искусство, науку и религию и трактует этот синтез не только как наилучший, но и как наиболее древний.
4. Отрицательное отношение к Гомеру
а) Больше всего, однако, задевает Платона поэтическая деятельность Гомера. Правда, уничтожающую критику Гомера мы находим у Платона только в "Государстве". Но и в "Государстве" эта уничтожающая критика все время сопровождается оговорками о красотах у Гомера и о высокой художественной ценности его творений. В конце концов, Платон, можно сказать, не знает, куда и деться от Гомера. Его весьма болезненное, противоречивое и капризное отношение к Гомеру является не только одной из самых главных проблем платоновской эстетики, но, пожалуй, это проблема и для всей античной эстетики в целом. В древнем мире не было поэта более популярного, чем Гомер, на котором воспитывались целые века. Но в Греции не было и более авторитетного философа, чем Платон, который, можно сказать, в корне изничтожал Гомера и в конце концов оставлял из него только гимны богам (их мы теперь не приписываем Гомеру, так как хорошо не знаем, кто такой был Гомер, был ли он и когда был; а сборник так называемых гомеровских гимнов составлялся и пополнялся вплоть до византийской эпохи). Из Гомера Платон оставляет также похвалы "добрым" людям (R. Р. X 607 а). При таком положении дела все отрицательные и положительные высказывания Платона о Гомере заставляют нас весьма чутко к ним прислушиваться и делать из них самые существенные выводы и вообще для всей эстетики Платона.
б) Платоновское отрицательное отношение к Гомеру можно представить себе в виде следующих пяти основных платоновских точек зрения.
Во-первых, Гомер, с точки зрения Платона, совершенно не понимает того, что бог вечен и неизменяем, что нельзя говорить о блужданиях богов в разных видах (R. Р. II 381 d со ссылкой на Od. XVII 485-487), нельзя говорить об оборотничестве Протея (там же, со ссылкой на Od. IV 384-425, 455-458); и боги поэтому не могут трепетать перед Аидом (386 d со ссылкой на Il. XX 65). Платон (379 с) возмущается изображением у Гомера (Il. XXIV 525-533) двух сосудов у ног Зевса с добром и злом, которые дают возможность верховному божеству одним людям посылать добро, а другим зло и страдание. Боги, по Платону, могут посылать только добро, но никак не зло. Все подобные рассказы Гомера не только унизительны для богов, но и указывают на полную неосведомленность его в том, что касается самой сущности богов. Все эти рассказы, кроме того, развращают юношество и создают в нем самый низкий образ мышления. Во-вторых, Платон раздражен не только отсутствием у Гомера знания сущности богов, но и частыми рассказами Гомера о недостойном поведении богов и об их отдельных поступках. Не нужно сообщать детям и подросткам ни аллегорически, ни без аллегорий таких постыдных мифов, как миф об оковах Геры, наложенных на нее Зевсом в воздухе ради ее усмирения (378 d со ссылкой на Il. XV 16-24), или о низвержении Гефеста с неба на Лемнос за освобождение им своей матери (там же, со ссылкой на И. I 590-594), или о натравливании Пандара Зевсом и Афиной начать наступление на троянцев, вопреки договорным клятвам и возлияниям (379 е со ссылкой на Il. IV 70-104, 113-126), или о позорном романе Ареса и Афродиты (III 390 b со ссылкой на Od. VIII 265-344). Платон (Il 379 е - 380 а) недоволен знаменитой битвой богов у Гомера, а особенно тем, что предварительное совещание у богов было собрано Зевсом и Фемидой (имеется в виду Il. X 4-31). Никуда не годится изображение невоздержанного поведения Зевса во время его свидания с Герой на Иде (III 390 b со ссылкой на Il. XIV 293-350). Боги не могут предаваться безудержному смеху по поводу шутовства Гефеста (III 389 а со ссылкой на Il. I 599-600), равно как и Зевс не может стенать по поводу судьбы Гектора (388 с со ссылкой на Il. XXII 167-176) или Сарпедона (там же, со ссылкой на Il. XVI 433-438), а также Фетида со своими сестрами - по поводу судьбы Ахилла (388 b-с со ссылкой на Il. XVIII 52, 70-72, 94). Зевс не мог посылать обманный сон Агамемнону (383 а со ссылкой на Il. II 5-7). По Платону (II 364 de; ср.: Legg. X 906 de), Гомер не имел права утверждать, что умолимы и самые боги (Il. IX 497-501), потому что это и есть не что иное, как оправдание взяточничества.
В-третьих, резко критикует Платон также и отношение Гомера к Аиду. Платон возмущается тем, что в Аиде разум оставлен только одному Тиресию, а прочие души летают здесь, как тени (III 386 е со ссылкой на Od. X 494-495), - тем более, если Гомер сравнивает полет этих свистящих душ с движением летучих мышей (387 а со ссылкой на Od. XXIV 5-9). Невозможно отрицать жизненную силу за душами в Аиде (386 d со ссылкой на Il. XXIII 103-104) и уж тем более нельзя говорить, что душа Патрокла, уходя в Аид, теряет и крепость и юность (386 е со ссылкой на Il. XVI 855-857) или что душа с воем уходит под землю, как облако дыма (там же, со ссылкой на Il. XXIII 100). Очень плохо, что гомеровский Ахилл предпочитает быть, батраком у бедного на земле, чем быть царем в Аиде над мертвыми (386 с со ссылкой на Od. XI 488-491).
В-четвертых, отвергается Платоном и гомеровское изображение героев. Ахилл и Агамемнон не могут так грубо браниться между собою (389 е со ссылкой на Il. I 225-244). Этот же самый Ахилл не может находиться под влиянием Феникса, сулящего ему дары Агамемнона за возвращение к боям (390 е со ссылкой на Il. IX 515-520, XIX 276-281), не может предаваться безумной истерике по поводу смерти Патрокла (388 е со ссылкой на XXIII 12-23, XXIV 9-12), не должен был выдавать труп Гектора за выкуп (390 е со ссылкой на Il. XXIV 175-176, 503, 555-558, 592-595), не должен был издеваться над трупом Гектора (391 b со ссылкой на И. XXII 395-405), не должен был приносить пленных троянцев в жертву за Патрокла (там же, со ссылкой на Il. XXIII 175-178), не может дерзко ослушиваться божеств-рек Ксанфа (там же, со ссылкой на И. XXI 233-283) и Сперхея (там же, со ссылкой на Il. XXIII 141-151). И уж тем более Ахилл не мог так неблагочестиво и злобно упрекать Аполлона и бессильно ему грозить (391 а, со ссылкой на Il. XXII 14-20). И вообще, с точки зрения Платона (391 с), Ахилл не может страдать скупостью и корыстолюбием, а также кичливостью перед богами и людьми (Il. XXI 183-199). Гомеровского Ахилла Платон, можно сказать, почти целиком вычеркивает из Гомера и вообще из поэзии. Приам, по рождению близкий к богам, тоже не должен так унижаться перед Ахиллом, другими греками и троянцами (388 b, со ссылкой на Il. XXII 415, XXIV 477-512). Поэт Стесихор, осудивший однажды Елену и потому ослепший, в дальнейшем покаялся в этом, восхваляя Елену, и потому прозрел, а вот Гомер так и остался слепым (Phaed. 243 ab).
В-пятых, Платон обрушивается на полную жизненную бесполезность, а зачастую даже на глубоко вредный характер изображения у Гомера и обыкновенных людей. Гомер не строил городов и не был законодателем, так что в этом отношении люди ровно ничего не получили от него для себя полезного (X 599 de). Гомер мог хорошо изображать войну, но сам военачальником не был; и в этом отношении его деятельность для людей тоже бесполезна (599 е).
Он не был никаким мудрецом и мастером ни в никаких полезных искусствах (600 а). Гомер не мог воспитать ни одного приличного гражданина; и не существует никакого гомеровского образа жизни, как говорят, например, о пифагорейском образе жизни (600 b-е). У Гомера мы читаем о наградах для справедливых людей согласно молве, а не согласно их справедливости по существу (II 363 bc со ссылкой на Od. XIX 109-114). Справедливость не нуждается ни в чем, ни в наградах, ни в славе, как это утверждают Гомер и Гесиод, но она имеет самодовлеющее значение (X 612 b). Плохо говорит Гомер также и о том, что голодная смерть самая плохая (III 390 b со ссылкой на Od. XII 341-342). Гомеровское изображение роскошных яств может создавать у юношей только привычку к невоздержанности (390 а со ссылкой на Od. IX 8-11).
в) Если теперь подвести итог платоновской критике Гомера, то основной упрек Платона Гомеру заключается в том, что, создавая свои художественные образы, Гомер плохо различает в них сущность изображаемого и образ этого последнего. Отсюда, по Платону, у Гомера возникает множество совершенно неприемлемых художественных образов, с которыми нужно не только бороться, но нужно прямо их изгонять из памяти образованных людей, особенно детей и подростков.
Отсюда а) в логическом отношении гомеровские изображения лживы и противоречивы, б) в моральном отношении они безнравственны и губительны, в) в общественном отношении и особенно г) в педагогическом отношении они поселяют разврат и разложение, д) в художественном отношении они фальшивы и безвкусны и, наконец, е) в религиозном отношении они кощунственны, богохульны и основаны на дерзкой и балаганной трактовке небесных богов, подземных богов и героев.
Такой ужасающий итог платоновской критики Гомера, как это ни удивительно, нисколько не противоречит у Платона общей высочайшей художественной оценке Гомера, которую он весьма часто и специально подчеркивает.