Сочувствовать настоятелю не принято; братия то тем то другим недовольны и завидуют сану, не понимая бремени, соединенного с саном 320; притом судят же по себе, поэтому особенных достоинств в человеке вышестоящем в самом деле не замечают. Савву Освященного, из жития которого вошло в богослужебный обиход выражение земной ангел и небесный человек, что, на руках носили? о нет, требовали от патриарха другого игумена, т.к. «Савва груб». Преподобного Венедикта против воли извлекли из пещеры, где он прожил три года, поставили аввой; ценили его? где там: пытались отравить.

А великий Феодор Студит: высокородный, образованный, с детства воспитанный в Церкви, философ, богослов, сколько терпел от братий, которые, находясь в глубоком сне беспечности , чего только не вытворяли: сплетничали, бранились, дрались врукопашную; воровали одежду, пояса, обувь, писчие перья, орехи; таскали овощи, воюя с огородником; требовали к ужину вино (и авва сдавался!); самовольно меняли послушание; когда хотели, уходили в пустыню, уединялись в затвор, надевали вериги, а после впадали в самые постыдные пороки; по всякому поводу роптали и покидали обитель.

Эпоха предоставляла объективные оправдания: братьяразбойники приходили из мира, раздираемого распрями и кровавыми иконоборческими спорами; но преподобный виною безобразий считал только свои грехи, яко пастыря худого , который не предусмотрел, не предостерег и не предуврачевал немощного. О себе он высказывался без тени начальственного чванства: «моя жизнь проходит в небрежении… я мал и слаб, чада мои, и совершенно не имею сил жить богоугодно» 321 … и, проливая горькие слезы,просил: пожалейте меня! и умирал с печалью на сердце, готовясь держать ответ за свое буйное братство.

Конечно, он был одинок, уже потому что его интеллектуальный и культурный потенциал оставался не востребован в обители; конечно, был одинок в своей феноменальной кротости преподобный Сергий, когда, услышав неприязненные речи братий, среди которых оказался и брат по плоти, даже не зайдя в келью покинул свой монастырь; конечно, был одинок и не понят Оптинский настоятель преподобный Моисей: с ним обращались, понынешнему сказать, как с хозяйственником, а всё доброе приписывали старцам, не замечая, что и он один из них; и Бородинскую игумению Марию успокаивал владыка Филарет; одиночество на земле ведет в общество небесное.

Попадают в настоятели и обыкновенные любители командовать, властвовать, утверждаться, украшаясь высотой занимаемого места, и оправдывают крутость своего управления и нрава особенностями эпохи, негодностью контингента, необходимостьюжелезного жезла , а также личной усталостью и нервами.

Один настоятель кстати и некстати, и монастырским братиям, и родителям в воскресной школе цитирует книгу Сирахову: «не помогай грешнику», «не пускай в дом лазутчиков», «выгоняй строящих козни», «кто любит сына, чаще наказывай его», «не играй, не смейся с ребенком», «сокрушай ребра его» – и никто не упрекает его в непоследовательности: исповедуешь христианство, а поступаешь по ветхозаветной морали; таким путем никого не спасешь, но и себе повредишь, ожесточив душу. Лишь то добро, что творится добрым образом, что созвучно жертвенной любви, прощению и снисхождению Христа, никогда никого не смирявшего, не прогнавшего, не унизившего…

Поставленный в настоятели Лавры о. Антоний (Медведев), страшно, до уныния тяготясь новым положением и намереваясь проситься в отставку, обратился за советом к Воронежскому святителю Антонию (Смирницкому). Преосвященный поделился, как и его обременяло архиерейство; в этом смущении он однажды прилег отдохнуть и, едва закрыв глаза, услышал голос: «Ты хочешь проситься на покой? А знаешь ли ты, что такое начальство? Это сраспятие Господу нашему Иисусу Христу, а Он с креста не сошел» 322. Слезы градом катились из глаз, рассказывал архимандрит Антоний; еще бы, слышал ли он когда чтонибудь более радостноскорбное, возвышенное, утешительное для верующего сердца… Какое счастье быть распятым близ Спасителя, как был некогда распят блаженный разбойник! 323.

Бессмертный Толстошеев

Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,

Не бойтесь мора и глада,

А бойтесь единственно только того,

Кто скажет: «Я знаю, как надо!»,