Настоящее, действенное, спасительное прощение требует героической внутренней работы по преодолению кипящего негодования, растравленного самолюбия и душевной боли; оно совершается, если личный интерес приносится в жертву ради исполнения заповеди. В этом случае, когда состоялся выбор в пользу милосердия, прощение становится актом непоколебимого доверия Богу, повелевшему прощать. Тогда, поскольку воля человеческая совпадает с волей Творца, действует всепобеждающая божественная благодать, она возводит веру желающего простить до любви, готовой положить душу за других 407, и проступок согрешившего вычеркивается, аки не бывший.
О, какой тонкости ума требует путь учений Твоих, Господи! – восклицал преподобный Исаак Сирин 408; его творения содержат множество цитат, свидетельствующих о широком круге чтения; Григорий Палама, отстаивая православность священного безмолвия, приводит длинный список своих учителей и единомышленников; если пренебрегать опытом святых отцов, остается полагаться на собственную меру и впадать в ошибки, руководствуясь искаженными стереотипами.
От превратного понимания общеизвестных, казалось бы, вещей, происходят и поступки невпопад, скажем, когда м. М. решительно отнекивается от поста благочинной, орудуя безотказной мотивировкой: «я недостойна, не потяну»; на самом же деле причина в неудобстве должности, чреватой конфликтами, охлаждением сестер, раздосадованных назначенным послушанием, начальству тоже не угодишь… А м. И. топорщится, с гневом отвергая регентство: «зачем мне это надо, я в монастырь смиряться пришла, а не командовать!».
Но забиться в угол незаметной мышкой, тише воды ниже травы, накручивая четки и записывая грехи, не означает достигать смирения; куда смиреннее и полезнее принять, по примеру Спасителя, предложенную чашу и терпеливо носить чужие бремена. Известно, какую бурю помыслов и искушений пришлось одолевать преподобному Серафиму после отказа от настоятельства.
Оптинский схиархимандрит Агапит (Беловидов), высокообразованный, незаурядных дарований человек, автор замечательного жития старца Амвросия, под конец жизни временами впадал в старческое слабоумие; преподобный Нектарий объяснял это Божиим попущением за многократные отречения о. Агапита от общественного служения. Митрополиту Вениамину (Федченкову) слова того же старца Нектария, сказанные чрезвычайно твердо и авторитетно, врезались в память до смерти:
– Батюшка, примите совет на всю вашу жизнь; если начальники или старшие вам предложат что нибудь, то, как бы трудно или даже как бы высоко ни казалось это вам, – не отказывайтесь. Бог за послушание поможет 409.
Никакое слово, говорит Лествичник, не изъяснит блаженного чувства святого смирения; невозможно дать понятие о сладости меда тем, которые никогда его не вкушали 410. Византийское понимание смирения сводилось к умению находиться точно на своем месте, в соответствии с иерархическим положением; наши святые, Феодосий Печерский или преподобный Сергий, подражая в уничижении Христу, трудились на самых низких послушаниях и смирялись перед каждым, но держались на равных с князьями и боярами и обличали их, напоминая, что сословные перегородки Неба не достигают 411.
Некоторые думают, что смирение вырабатывается в суровой дисциплинарной обстановке, от унижений, издевательств и недоедания, однако смирённый отличается от смиренного, как вынужденная болезнью диета от аскетического поста. И в лагере, констатировал священномученик Роман Медведь, мало кто расставался с иллюзией почитать свое Я центром вселенной; сам он, даже вкусив даруемой смирением сердечной тишины, пребывал в напряженном внутреннем делании: «учу себя… всегда быть готовым спокойно и с достоинством встретить всякие обстоятельства, как бы трудны они ни были, и умереть достойно своего звания… учу себя никогда не сходить с крепкой скалы нашей веры» 412.
Разглагольствовать о смирении, говорит святой Григорий Синаит, все равно что измерить бездну; бесполезны смиренные слова, смиренный вид, принужденное уничижение и поношение себя; подлинное смирение есть дар свыше; оно рождается по благодати 413 и лишь при собственном желании учить себя , при условии личностной свободы: кенозис Спасителя, отказавшегося действовать в нашем мире Божественной силой и мощью, был доброволен и свободен.
Вокруг понятия свободы опять же много путаницы; при Феодоре Студите монахи, покидая обитель, объясняли: «тут рабство» и выбирали формальную, пустую, бессодержательную свободу, предпочитая, по бердяевской формулировке, свободу от свободедля 414; по сей день люди активно внимают диавольскому шепоту: делайте что хотите, не слушайтесь, не подчиняйтесь запретам и будете как боги.
Девочки из монастырской воскресной школы, посланные перед праздником за ромашками и васильками, вернулись не дойдя до поля: жарко! Т. на Светлой седмице, пренебрегая уставом, усердно бьет поклоны: просит душа! А. не пришла не вечернее правило, всполошились, бегали в темноте по лесу, кричали, звали, в колокол ударяли; на упреки она возмутилась: подумаешь, захотелось погулять, немножко заблудилась… И все в одних и тех же выражениях провозглашали свободу: мы не рабы! Противлением реагирует именно тот, кто, по склонности к законничеству и фарисейству, терпит установления и правила, но, однажды истолковав их как покушение на свою независимость, готов всё растоптать, все принципы отбросить единственно для того, чтобы по своей глупой воле пожить 415.
Но, может быть, не совсем прав и пламенный о. Д., отмахиваясь: «какая там свобода, тем паче у монаха! только служить, трудиться, сгибаться… мы рабы Божии, закабалены, хоть и по своей воле, повязаны, закрепощены навеки!». Но мы порабощены – любовью, пленены – Христом, называющим нас не рабами, а друзьями; потому что раб не знает что делает господин его 416, а мы – знаем, и верим Ему, и хотим идти за Ним, свободно отвечая на Его призыв: да будет воля Твоя! 417.
Однако и доступ к освобождающей истине 418 открывается лишь произволяющему, говорит преподобный Макарий Великий: благодать Божия побуждает, а не приневоливает, как впрочем и сопротивная сила; никто не вовлекается в порок насильно, никто против собственной воли не захватывается гневом, тщеславием, завистью и обманом; только согласие с непристойными помыслами ввергает душу в растление и блуд; посему то за расположение к злым делам 419 наказывается не сатана, а человек 420.
Свобода, дарованная Христом, подразумевает самостоятельность и ответственность. Монах обязан одолевать столь распространенную, особенно в наши дни, болезнь неведения и, как говорит преподобный Никодим Святогорец, упражнять ум, чтобы он был светел и чист; надлежит действовать, во первых, молитвой, умоляя Духа Святого излить божественный свет в сердце, во вторых, углубляясь в истинное слово богодухновенных Писаний и учителей Церкви и от них постоянно зажигаясь и обновляясь 421.