Они пригодны! Целые банкеты

Воспоминанья могут задавать.

Беда, беда, когда средь них найдется

Стыд иль пятно в свершившемся былом!

Оно к банкету скрытно проберется

И тенью Банко[15] сядет за столом.

«Когдато я тоже думал, что удовольствие приходит и уходит, как искра, я думал, что оно свободно, как пламя. Я думал, что алая звезда летит одна в пространстве. Теперь я знаю, что она венчает пирамиду добродетелей; алый цветок растет на стебле, который вам не виден… Вам нравится, что искры алые, потому что вы слышали о крови мучеников; вам нравится, что они яркие, потому что яркость – слава Божья. Пламя расцвело с добродетелями и завянет вместе с ними. Соблазните женщину, и эта искра станет тусклее. Пролейте кровь, и она утратит блеск. Станьте плохим, и этот фейерверк будет для вас как пятна на обоях». Так говорил Честертон.

Он был христианином; можно возразить, что идея возмездия характерна лишь для верующих, есть и остроумный анекдот о назначении ада и кипящих смолой котлов лишь для тех, кто убежден в их существовании. Но, может быть, только дефицит информации мешает проследить закономерность возмездия в каждой человеческой судьбе. Айзек Азимов в одной научнопопулярной книжке усматривает, вопреки собственному рационализму, характерный случай в биографии Гнея Помпея (106 – 50 до РХ), известного римского консула и полководца, чрезвычайно успешного и победительного вплоть до завоевания Иудеи, когда он, язычник, из простого любопытства вошел во «святая святых». С того момента удача резко отвернулась от него; став нерешительным и слабым, Помпей претерпел измену своей армии, предательство друзей, множество унижений и бесславную смерть в конце.

Терзала ли его совесть, неизвестно, но как правило человек, совершив нечто запретное, аморальное, помнит содеянное зло, знает, что заслуживает наказания, терзается мрачными предчувствиями, подсознательно ожидая расплаты. Пока есть работа, чувство вины заглушается трудовыми буднями и вседневными заботами, но выйдя на пенсию человек остается один на один со своими демонами. Так что душевный покой в старости или, наоборот, злобное от безысходности отчаяние – всего лишь плоды исчерпанной молодости и зрелости; вечер – итог завершенного дня; красивая спокойная старость – награда. Макарий Великий заметил: если видишь благообразного счастливого старика, знай, что он хорошо потрудился в юности; преподобный безусловно имел в виду работу по созиданию своей души.

И.А. Моисеев (1906 – 2007), создатель и бессменный руководитель знаменитого танцевального ансамбля, переживший свое 100летие, предупреждал: «Время молодости, когда всё сходит с рук, пройдет, и обязательно придется платить по счетам, так устроена жизнь: за каждый правильный шаг она тебя награждает, а за ошибки, соответственно, наказывает; никому никаких преимуществ нет. Наша жизнь состоит из того, что мы в нее вкладываем, и больше, чем ты в нее вложил, получить невозможно».

Кто жил чисто и честно, того ожидает тихая и легкая старость, такую старость заслужил величайший из философов Платон (427 – 347 до РХ). Тот, чья жизнь была цепью тяжелых испытаний, встречает старость с благодарностью, как неожиданную награду, например, Виктор Петрович Астафьев (1924 – 2001): на детство его выпали тяготы раскулаченной семьи: жил в детдоме, учился в заполярной Игарке; юность совпала с войной: прошел ее до конца рядовым, вернулся с одним глазом и простреленным легким; потом семья, дети, работа; начав писать, остро ощутил со своими шестью группами (классами школы) нехватку образования, культуры, много занимался, читал, учился, стал прекрасным писателем.

Знаменитый изобретатель Томас Эдисон (1847 – 1931) на долгие годы сохранил ясность разума и прекрасное здоровье; в 80 лет он придумал множительную машину, диктофон и фонограф; он был, как говорится, простым человеком: молился Богу, не знал никаких навязчивых идей и противоречий, трудился до полной усталости, спал глубоким сном младенца, через четырепять часов просыпался бодрым, свежим, вновь готовым к работе.

П.А. Вяземский (1792 – 1878), старший друг Пушкина, хотя на склоне лет и впадал в меланхолию, страдал от бессонницы, однако и в 86 сохранил совершенную ясность мышления, изумительное чувство юмора и трезвое отношение к действительности.

Д. С. Лихачев (1906 – 1999) жил и работал в полную силу до 90 лет, хотя здоровьем похвалиться не мог, страдал от язвы желудка, приобретенной еще в молодости на Соловках, а объяснял свою физическую сохранность «резистентностью» (resisto полатыни значит вставать на ноги, сопротивляться, противостоять). Он говорил, что повезло со школой: там поощряли смелость мысли, пересмотр устоявшихся мнений, внутреннюю свободу; всё это укоренилось и помогло сохраниться в лагере, без уныния переживать увольнения, гонения и нападки, никогда не испытывая подавленности и отчаяния, а напротив, извлекая душевную пользу из несчастий,.