Но ведь живут же спортсмены, которые перестали выступать, певцы, утратившие голос, артисты на пенсии, писатели, потерявшие способность писать; более того, вокруг немало людей, которых в детстве или в молодости поразила болезнь; они никогда не могли похвастать красотой и силой, однако преодолевают себя, находят болееменее подходящую колею и, как правило, не ноют о своей горькой судьбе. «Радость жизни гораздо больше, чем прежде, – пишет Дарья М., изуродованная в тяжелой автокатастрофе, – просто на надо зацикливаться на том, чего ты не м о жешь , а искать, что можешь в твоем состоянии, чтобы не коптить небо бесцельно, а жить полноценно и глубоко». В конце концов, красотку с совершенным телом, но птичьим мышлением когданибудь обезобразят морщины и болезни, а Даша, инвалид, в своей борьбе постигла многое, скрытое от большинства «нормальных» людей, научилась мужеству и терпению; она готова к любому испытанию и старость, если доживет, примет как неожиданный подарок.

Стивен Хокинг, один из самых известных в мире физиков, автор теории Большого Взрыва, смолоду парализованный нейромоторным заболеванием, признавался в интервью Бибиси (ВВС)[38], что именно неподвижность стимулировала интенсивную работу его мозга. «Я не считаю себя отрезанным от нормальной жизни и не думаю, что окружающие меня люди сказали бы, что я одинок. Я не чувствую себя инвалидом, я просто человек, у которого поражены двигательные нейроны, ктото вроде дальтоника. Полагаю, мою жизнь не назовешь нормальной, но в духовном смысле она нормальна».

К. Э. Циолковский (1857 – 1935) признавал великое значение для своих достижений глухоты, поразившей его в десятилетнем возрасте после скарлатины: унизительный, как он считал, физический недостаток подгонял волю, заставлял работать, искать, развивать умственные задатки.

И, напротив, часто удачливость и успех становятся препятствием к дальнейшему совершенствованию: писатель, стяжавший лавры исповедальным романом на сюжет своих юношеских комплексов, потом не находит о чем поведать миру и переходит в разряд литераторов, специализирующихся на обработке чужих биографий; музыкант, достигший славы на гребне моды, не успевает за ее изменениями и оказывается на обочине, артист, сорвавший в начале карьеры бурные аплодисменты, нуждаясь в них как в наркотике, повторяет найденные штампы и перестает быть интересным, одаренный ученый в лучах бурного одобрения «дорастает» до руководителя отдела, где творческие способности не требуются, и пропадает, став чиновником; руководящая должность искушала, например, М.К. Калатозова, когда талантливого режиссера, автора шедевра «Летят журавли», поставили управлять Комитетом по делам кинематографии: «нашло какоето помрачение ума, – жаловался он после, – вдруг показалось, что всё понимаю, какой сценарий выбрать, какого режиссера, художника, актеров, откуда снизошла такая самоуверенность? стал приходить в себя только когда сняли с этой работы».

Для общества потребления характерно повальное стремление к благополучию, стабильности, безопасности; иные, считая целью существования приятность и легкость бытия, всем существом устремляются в этом направлении, забывая, что если достичь счастья и можно, то удержать не удается, и слава Богу, потому что у сытости и довольства нет содержания, кроме убаюкивающего эффекта. «Безопасность есть величайшее из гонений на благочестие, хуже всякого гонения. Никто не понимает, не чувствует опасности – безопасность рождает беспечность, расслабляет и усыпляет души, а диавол умерщвляет спящих», – говорил святитель Иоанн Златоуст.

В преклонные годы не удивительны депрессии; от одиночества, бедности, безнадежности бывают даже попытки самоубийства. Уходят друзья, молчит телефон и некому выплакать свою боль, пожаловаться на душевные раны. Минуты малодушия посещают самых незаурядных, умудренных, мыслящих людей, все когданибудь да сетуют на «тошнотворность существования в известном возрасте»[39] и с ужасом ожидают продолжения. Даже отчаянный храбрец, граф Федор Иванович Толстой, по прозвищу Американец (1782 – 1846), наживший исключительно бурную, полную приключений биографию, признавался: «старею, болен, глуп и сам себе несносен».

«Каждое утро просыпаюсь с чемто вроде горькой тоски, конченности (для меня) всего. Чего еще ждать мне, Господи? Дни мои на исходе. Если б знать, что еще хоть десять лет впереди! Но какие же будут эти годы? Всяческое бессилие, возможная смерть всех близких, одиночество ужасающее…». И. А. Бунин (1870 – 1953) написал эти строки в конце 1941го, на 71м году. «А что если я проживу лет до 93х, – опасалась Агата Кристи, когда ей было 75, – сведу с ума всех близких тем, что не буду слышать ни слова, стану горько сетовать на несовершенство слуховых аппаратов, задавать бесчисленное множество вопросов, тут же забывать, что мне ответили, и спрашивать снова то же самое? Буду яростно ссориться с сиделкой или сбегать из лучшего заведения для благородных старых дам, обрекая свою бедную семью на бесконечные тревоги? А когда наконец схвачу бронхит, все вокруг станут шептать: «бедняжка, но нельзя не признать, что это для всех будет избавлением…». Даже святых посещала подобная слабость: «Телом я болен, старость над головой, забот скопилась куча, дела задавили, в друзьях нет верности, Церкви без пастырей, доброе гибнет, злое снаружи; надобно плыть ночью, нигде не светят путеводные огни, Христос спит» – жаловался святитель Григорий Богослов (329 – 389).

Старикам трудно. Но кому же не трудно? Когдато повторяли популярное после одноименного фильма выражение: «легко ли быть молодым?»; мучительно отроческое созревание, а проблемы зрелости, а «кризис среднего возраста»?! Вряд ли кто желал бы возвратиться в собственную юность: одного отпугнет туманность будущего, другого армейская служба, третьего студенческое общежитие, четвертого бедность, пятого собственная глупость в те дни: есть небольшой рассказ о путешественнике во времени, который испытал оглушительное разочарование, встретив в довоенном прошлом себя, двадцатилетнего комсомольца, примитивного, наивного, самоуверенного балбеса. На каждом этапе жизни «душа меняет оболочку» не без боли и томления, приходится напрягаться, расти и тянуться к лучшему; так наживается опыт, вырабатывается навык справляться со «стрессами» и разного рода конфликтами. В противном случае старость надвинется как ад, психика может не выдержать; Александр Л., например, замечая «возрастные» признаки, ну там стал уставать, плешь наметилась, животик, так малодушничал, что начал пить, запустил работу, ссорился с женой; изводясь от постоянного чувства вины, потерял уверенность в себе, дошел до нервного истощения и, повидимому, катастрофического ослабления иммунитета; умер от рака в 56 лет. Тот, кто равнодушно проходил мимо всего, чего нельзя использовать в своих интересах, теперь, возможно, оценит ошибочность такого подхода, поймет, что живая жизнь не оченьто поддается усилию человека, его безграничным желаниям, силе воли, и станет бессильно воздыхать, как в простенькой песенке: «то что было сердцу мило, всё давнымдавно уплыло»… Утрата радостного восприятия мира выливается в брюзжание и осуждение по разным поводам: летом слишком жарко, зимой слишком холодно, осенью дождливо, весной грязно, люди грубы, одеты чересчур вольно, говорят глупости, ленивы, невежественны… Важно как сам человек реагирует на свое старение. «Я сыт теперь не количеством прожитых лет (арифметикой), а качеством остающихся дней жизни: хоть один денечек остается, да он мой, небывалоединственный» – на пороге 80летия записал М.М. Пришвин (1873 – 1954); смолоду он вел дневник, осмысливая важные события, каждую идею, любуясь природой; последние радостные строки в этом дневнике – о чудесных солнечных деньках 14 – 15 января, 16го Михаил Михайлович скончался. И.С. СоколовМикитов (1892 – 1975) к 70 годам был почти слеп, но читал с лупой и много писал, в основном воспоминания; жалуясь на слабость, он тем не менее никогда не упускал возможности побыть на природе, особенно ранней весной, любил пропустить рюмочку с другом, посмеяться над свежим анекдотом. С. М. Буденный (1883 – 1973) в 90й день рождения пошутил: «Раньше я был молодой и красивый, а теперь только красивый». К. Чуковский в 85 резко отталкивал руку, которая пыталась его поддержать при спуске с крутой лестницы: «Вы думаете, я до такой степени стар?». Роберт Фрост (1874 – 1963), которого считали главным поэтом Соединенных Штатов, поскольку именно он читал стихотворение на иннаугурации президента Джона Кеннеди, сохранил до самого конца не только ясный ум, но и огонь эмоций, и полет духа; а тело, свидетельствует В. Розов, навестивший его в те дни, тело почти отсутствовало, оно трещало по всем швам и таяло на глазах; «обыкновенно говорят: душа оставила тело, а в данном случае наоборот: тело оставляло душу; я очень остро ощутил две ипостаси человека: тело и дух». Одна премудрая старушка утверждала: за редким исключением, мы склонны преувеличивать «мучительность» скорбей; тому виной разгул воображения, самолюбие, тенденция считать себя центром вселенной и привычка трястись от страха за свою плоть. Люди, понастоящему увлеченные любимым делом, на склоне лет обогащенные еще и многими испытаниями, сохраняют жизненную активность, бодрость и ясность ума, понимая, как глупо тратить оставшееся время на старческое ворчание и бесплодные сожаления об утрате молодецкой стати.