Неужели во время войны нет других забот, кроме открытия храмов? Оказывается, если в сердцах людей возникает желание обратиться к Богу, то Господь в силе тут же вознаградить это желание, часто совершенно чудесным образом. И ничто: ни война, ни землетрясение, никакое бедствие – не способно этому помешать. Так‑то и нам нужно во время нападения сомнений, которые вполне сравнимы с другими житейскими бурями, искать поддержки во всем, что может укрепить нашу веру: и в воспоминании о подвиге Христа Спасителя, и в обращении к Священному Писанию и к истории человечества, в которой действует благой промысел Божий.

Но отчего же бывают помыслы, смущающие душу нашу? Почему мы не тверды в вере, почему у нас бывают сомнения? Древние отцы говорили, что любое смущение от диавола, и поэтому, употребляя любое подходящее духовное лекарство, мы должны подвизаться для победы над ним.

Святая Церковь за две тысячи лет собрала для нас такое духовное наследство, что только очень способные люди могут в течение своей жизни освоить сколько‑нибудь значительную его часть. Но это не значит, что сокровище духовное мы должны зарывать в землю. Напротив, то, что нам доступно, мы постоянно должны использовать для прибавления собственного "духовного капитала".

Обратимся к книге одного духоносного мужа, который пишет так: "Твердая вера есть матерь отречения от мира". То есть твердая вера в человеке может быть в том случае, если он ото всего мирского отречется. А мир – это страсти человеческие. Именно они привязывают нас к мирскому, это с их помощью дьявол властвует над людьми. Так вот отречение от этого и дает твердую веру.

"Непоколебимая надежда есть дверь беспристрастия". Поистине, если мы хотим иметь на Бога твердую надежду, то должны ни к чему не иметь пристрастия: ни к пище, ни к одежде, ни к самому себе, ни к нашим домочадцам, ни к каким‑то другим вещам, кроме Бога.

"Любовь к Богу есть причина удаления от мира". Когда человек Бога любит, он легко удаляется от всего мирского, а отсутствие этой любви в сердце человека порождает идолов. Бог есть любовь, человек же создан по образу Божию и поэтому не может жить не любя. И если он не возлюбит Истину – Христа, то начинает пристращаться к чему‑то другому: к деньгам, пище. Он может услаждаться даже страшными вещами, грехами: завистью – и жить завистью, питаться ей; или жить гневом, ненавистью, местью. Человек может быть привязан к власти, к чему угодно. Любое пристрастие становится идолом в душе. Если же он воистину возлюбит Бога, тогда появляется причина удаления от мира страстей. Человека уже ничто не может привлечь: ни деньги, ни власть, ни какие‑то другие греховные страсти – ничто. И тогда он возымеет и твердую веру и надежду на Бога.

"Повиновение рождается от зазрения самого себя и от желания душевного здравия". Если мы хотим чему‑то научиться, любому ремеслу, любой науке, любому искусству, чему угодно, то обязательно надо прийти к кому‑то, кто этим ремеслом владеет, и отдать себя ему в повиновение. Только так мы сможем чего‑то достичь, в противном случае у нас ничего не получится. Так же и в духовной науке. Без послушания Церкви невозможно достичь душевного здоровья.

"Начало всего – это есть воздержание. Воздержание есть матерь здоровья, а матерь воздержания есть помышление о смерти и твердое памятование желчи и оцета, которые вкусил наш Владыка и Бог". Вот как премудро сказано. Воздержание есть матерь здоровья не только телесного, но и душевного. Сейчас медицина тоже говорит, что человек часто нездоров, потому что он переедает. Вообще всякое излишество вредно – в вине, в еде, в теплой одежде даже. Если мы хотим научиться воздержанию, то должны постоянно памятовать о смерти. Например, осуждает кого‑то человек и вдруг вспомнит о смерти и подумает: "Ведь умирать же буду и за каждое слово придется ответ держать перед Богом" – и остановится в осуждении. Объедается человек, а вспомнит о смерти: "Что же я обжираюсь, как свинья, ведь мне за это придется расплачиваться атеросклерозом, отложением солей или еще какой‑нибудь болезнью, которая меня раньше времени в могилу сведет" – и остановится. То есть воздержание и память смертная полезны не только для души нашей, но и для нашего тела. "Споспешник и начало целомудрия есть безмолвие. Угашение разжжения плотского есть пост, а враг скверных и нечистых помыслов есть сокрушение сердца". Что такое целомудрие? Это восстановление такого устроения, когда в уме нет постоянной битвы; это стремление человека восстановить в себе целостность, чтобы его не раздирали противоречия. Для достижения духовного целомудрия нужно научиться безмолвию. Многоречие вообще человека весьма рассеивает. Человек создан по образу и подобию Божию, а вторая ипостась Пресвятой Троицы – Бог‑Слово, поэтому и человек, как носитель образа Божия, есть малый логос, он есть тварь словесная. И когда этим божественном даром – словом – человек пользуется без благоговения, тратит его бездумно, то тем самым он растрачивает свою душу, рассеивает ум. Слово – орудие нашей души, именно поэтому Господь сказал, что за каждое слово праздное будешь держать ответ, – именно в силу того, что слово, которое из наших уст исходит, может нас освящать, а может и осквернять. Слово рождается в глубине нашего сердца и обнажает то, что в нем есть. Если в свою меру мы научимся безмолвию, то победим рассеянность и восстановим цельность, утраченную с грехом. "Вера и удаление от мира есть смерть сребролюбия. Милосердие же и любовь предают за ближнего и самое тело". Когда человек верует в Бога и удаляется от плотских страстей, то тем самым он умерщвляет в себе даже сребролюбие, он начинает понимать бессмысленность накопления денег и надежды на них, потому что полагает всю надежду на Бога. Если не с Богом человек, то его душе никакие деньги не помогут. Напротив, с Богом живя, даже не имея денег можно жить превосходно, и, наверное, каждый из нас знает тому немало примеров. "Прилежная молитва есть погибель уныния, а память о последнем суде рождает усердие". Часто на молитве у нас усердие пропадает. Мы молимся горячо только тогда, когда нам плохо, тяжело, когда мы больны или кто‑нибудь из наших сродников находится в беде или умер. То есть наша молитва искренна, если какое‑то событие нас пробрало до глубины души. И вот этот древний старец советует молитву в себе возгревать памятью о последнем суде. Если мы будем помнить, что каждому из нас предстоит суд Божий, то молитва наша будет усердной. Если мы хотим исцелиться от раздражительности, он советует: "Желание бесчестия есть исцеление раздражительности". Когда человек почувствует, что нужно бороться с этим недугом, то ему будет необходимо это горькое лекарство. Ибо что такое желать бесчестия себе? Это значит хотеть, чтобы кто‑то обидел, оскорбил, пренебрег, оттолкнул, плохо отнесся, незаслуженно в чем‑то ущемил. И если мы будем стремиться к бесчестию, то очень скоро его получим – Господь поможет в этом – и таким образом раздражение в себе победим. Достаточно человеку научиться терпеть всякое оскорбление, пренебрежение к самому себе, как сразу раздражение уйдет, потому что оно следствие страсти гнева, а страсть гнева – родная сестра гордости, гордость же исцеляется как раз терпением поношений. Когда человек, особенно незаслуженно, терпит какое‑то нападение и учится это переносить спокойно, то страсть раздражения побеждается им очень быстро. "Беспристрастие к вещам чувственным возводит к видению мысленного". Что имеется в виду? Чтобы узреть Бога, нужно не иметь пристрастия к миру. Бог есть Дух, поэтому, чтобы Его созерцать, нужно отрешиться от всего материального. Наш ум не в состоянии охватить одновременно два объекта, которые, ко всему прочему, относятся к разным мирам. Представим себе, что мы к одному глазу поднесем некий маленький предмет, а другой не закроем и будем смотреть сразу двумя глазами, то есть одним мы будем видеть этот предмет, а вторым – то, что нас окружает. Глаза будут мешать друг другу, у нас не сложится правильной картины, все смешается. Поэтому если человеческая душа стремится к духовному, ей неизбежно нужно отворачиваться от мирского, плотского. И вот если мы будем отрешаться от мирского, то сможем видеть Бога мыслительной способностью нашей души. "Молчание и безмолвие – враги тщеславию, но если ты находишься в общежитии, то переноси бесчестие". Тщеславие, как и раздражительность, тоже дочь гордости, и поэтому оно также изгоняется любовью к бесчестию и молчанием. Тщеславный человек всегда стремится говорить, стремится показать, что он что‑то из себя представляет. Даже если он ничего не знает или знает какую‑то малость, он обязательно в разговоре эту малость ввернет, чтобы произвести впечатление человека знающего. Поэтому если такой человек будет постоянно удерживать себя от высказывания собственного мнения, то тем самым страсть эта будет им побеждаться.