внести новую базу, которая была бы богословски «более богата» и которая

оказалась на самом деле вроде трясины. Было предложено: не может участвовать,

не может быть членом движения церковь, которая не верит в Бога Единого в Трех

Лицах. И тут случилась беда, потому что некоторые церкви— одна из

Голландии и одна из Швейцарии— написали заявление, что они готовы на эту

формулировку при условии, что не будет указано ни в какой мере, что мы хотим

сказать, когда говорим о Лицах: это могут быть реальные Лица, это может быть

иносказание, это может быть понятие— только об этом ничего не должно бытьсказано. И, к сожалению, на съезде в Дели167это было принято. Сказано было: ну хорошо, соглашайтесь с формулировкой, а мыне будем с вас требовать никаких разъяснений по содержанию. И в тот моментстало гораздо все сложнее, потому что, когда было это, количественно оченьэлементарное, требование о вере в Божество Христа и в то, что Он Спаситель, мызнали, где мы находимся; когда ввели эту Троичную формулу, но расплывчатую,стало гораздо сложнее знать, с кем имеешь дело.Затем следующая стадия, которая уже началась в Дели. Была озабоченность опроблемах современности— в тот момент о голоде, об обездоленности рядастран, в частности Индии, некоторых стран Африки, и было внесено предложение,что экуменическое движение будет всеми силами стараться помогать нуждающимсябез всякого различия вероисповедания, политического режима и так далее; и былосделано предложение ввести формулировку, что мы будем делать вместе все то, чтопо совести можем делать вместе, и отказываться вместе делать только то, что порелигиозной нашей совести мы не считаем возможным делать вместе, скажемприобщаться вместе или некоторые иные вещи такого рода. Эта стадия усложнилавсе положение тем, что привнесла политические моменты, моменты такого рода, какборьба с расизмом, борьба с неоколониализмом, с колониализмом вообще. И тут, конечно,оттого, что Всемирный Совет Церквей— очень сложное общество ипредставляет собой бесконечное количество политических и других оттенков,началась поляризация. Одних можно было ругать сколько угодно, и дажедобродетельно было их ругать: скажем, Южную Африку каждый ругал сколько Бог надушу положит; а некоторых других— нет, ругать не надо, потому что они «встановлении»: скажем, террористическое движение в Африке ругать нельзя, потомучто это часть борьбы с расизмом. И тут стало очень сложно, очень скользко и, ябы сказал, очень неприглядно, потому что тогда стали выступать на первый планполитические интересы, политические симпатии. Помню, я выступал по какому-топоводу, и мне генеральный секретарь Всеафриканской христианской конференциисказал: «Вы бы помолчали— все равно мы все будем голосовать против вас,потому что мы от этих людей получаем оружие». Этим все сказано было, и тутникакая принципиальность больше не играла роли. Поэтому сейчас экуменическоедвижение стало очень сложным явлением. Я уже несколько лет не участвую в немкак официальное лицо, но лет двадцать участвовал как представитель РусскойЦеркви, и первые периоды были очень богаты содержанием; теперь все стало очень