Митрополит Сурожский Антоний. Труды

дом. Он останавливал его в дверях и говорил: «Только не смей вступать твоими

грязными башмаками в мой чистый коридор!» И когда тот кончал есть похлебку и

получал грош, он говорил: «А теперь иди и не возвращайся ко мне, я тебе все

дал, что тебе нужно!» Он считал, что исполнил дело милосердия— а в сердце

у него никакого милосердия не было.

Вот в этом и заключается разница между исполнением закона в юридическом

смысле и тем, чтобы стать человеком, для которого заповедь является зовом

жизни: стать таким человеком, который иначе поступить не может.Второе понятие о грехе, тоже очень важное и связанное с предыдущим, этооторванность от Бога. Мы только потому относимся к воле Божией как к внешнемузакону, что мы от Бога оторваны сердцем. Эта оторванность нашего сердца отБога, нашей воли от воли Божией, наших мыслей от мыслей и представленийБожественных и является основной нашей греховностью, тем состоянием полусмерти,потускнения, о котором я говорил раньше. Но грех еще развивается дальше, и изэтого состояния оторванности рождаются и последствия ее: осиротелость,внутренний разлад, рознь с людьми, вражда с остальной тварью. И в этомотношении грех расползается, приобретает бесконечное число разных оттенков:ненависти, страха, жадности, всех видов сосредоточенности на себе, потому чтомы потеряли Бога. В начале Евангелия от Иоанна говорится (в славянскомпереводе), что Слово Божие было к Богу (Ин1:1). В греческом текстеговорится не о том, что это Слово «к Богу», а о том, что Слово как бы рвется,тянется, всецело направлено на Бога и Отца. Таково настоящее отношение человекак Богу, образцом чего является Христос. Мы же оторваны от Него и засыхаем, каксучок, который отрезан, отрублен, оторвался от дерева.Третье, что я хочу сказать по поводу греха: нельзя утешаться мыслью, будтоесть крупные и мелкие грехи. Конечно, разница есть, но и малый грех, если онпроизвольный, сознательно, цинично выбранный, может убить душу. В пример того,что может сделать мелкий грех, я приведу сравнение. Во время войны я былврачом, и в какую-то ночь с близкого уже фронта принесли в наше отделениетяжело раненного офицера, прошитого насквозь пулеметной очередью. Можно было быожидать, что ему остается только умереть. Но ему посчастливилось: ни один изжизненно важных органов не был затронут, его оперировали, лечили, он выжил. И вту же ночь меня вызвали, потому что привезли молодого солдатика. Он был вкабаке, повздорил с другим солдатом, оба были пьяны, тот размахивал маленькимперочинным ножом, ударил своего товарища в шею и разрезал у него крупный сосуд,и когда его принесли в больницу, он был при смерти, его едва удалось откачать.Вот опять-таки: пулемет можно себе представить как крупный грех, убийственноеявление,— что такое перочинный ножик по сравнению с тяжелым пулеметом? Авместе с тем человек мог от него умереть.То же бывает, если мы небрежно относимся к нашим греховным желаниям, к тому,как нас тянет к греху, как мы этот «мелкий» грех начинаем любить и лелеять, какмы наконец до него доходим. В сравнении с этим крупный грех порой менее