пусть Твое имя, как пламя, зажигает человеческие души и превращает каждого

человека во всем его существе— духом, душой и телом— как бы в

купину неопалимую (Исх3:2), которая горит Божественным огнем, сияет

Божеством и остается несгораемая, потому что Бог не питается веществом, которое

Он претворяет в Божественную жизнь.

Почему же мы говорим об имени, а не о Боге? Потому что имя—

единственное, что нам доступно. В еврейской древности считалось, что имя и тот,

кого оно отображает, тождественны: знать имя означало понять самое существоданной твари или, сколько возможно, и Творца. В Ветхом Завете имя Божие непроизносилось, оно обозначалось письменно четырьмя буквами ()213, которые мы произносим для удобства какЯхве, но прочесть их, произнести их мог только ветхозаветныйПервосвященник, который знал тайну этого имени. И Маймонид, еврейский богословXIIвека в Испании, писал, что, когда собирался народ в иерусалимскомхраме, когда пели Богу и молились Ему, Первосвященник перегибался через крайсвоего балкона и тихо, неслышно ни для кого, кроме Бога, произносил это священноеимя, которое, словно кровь, вливалось в эти молитвы, давало им жизнь, как кровьдает жизнь живому организму, и возносило эти молитвы до Престола Божия. Имясчиталось чем-то настолько святым, что его нельзя было произнести214. Мы знаем, что и в некоторых сибирскихплеменах Бог не имел имени. Когда они хотели Его обозначить в своей речи, онилишь поднимали руку к небу, указывая, что это Тот, имя Которого нельзяпроизнести и Который превыше всего.Имя действительно может слиться с существом: не то имя, которое мы знаемдруг за другом, клички, а какое-то более глубинное имя, то, о котором говоритсяв книге Откровения (Откр2:17). Этим обозначается неповторимость нашегоотношения с Богом, неповторимость той связи, которая есть у каждого из нас сБогом. Мы для Него единственны и неповторимы, у каждого из нас в премудростиБожественных глубин есть имя— может быть, то самое слово, которое Богпроизнес, когда любовью нас вызвал к бытию, и которое откроется перед нами какэта наша единственность и неповторимость в Его глазах, в Его сердце.Имя имеет еще одно, более практическое значение. Имя— это единственныйспособ обозначить предмет, зверя, человека, даже Бога. И как бережно мыотносимся к имени тех людей, которых мы любим, которых почитаем! Никто из насне позволит, чтобы кто-нибудь шуточно или унизительно, грязно произнес имялюбимого, почитаемого нами человека. Это нас взорвет, возмутит, мы этого недопустим! А вместе с этим как легко мы допускаем в своей речи легкомысленное,пустое, а порой даже кощунственное употребление имени Божия. Как легко мывосклицаем Его имя, и как нечутки мы к тому, что порой вокруг нас употребляетсяЕго имя шуточно или унизительно.Вот о чем мы молим: о том, чтобы мы сумели так воспринять наше сыновство,так переживали бы себя дочерьми и сыновьями Божиими, чтобы нам было невыносимоупотребление Божиего имени иначе чем с благоговением, молитвенно, трепетно. Такможем мы молиться, так можем мы думать о Боге, и лишь поскольку мы вырастаем в