Митрополит Сурожский Антоний. Труды

или такой же мертвый, каким он был раньше».

Так выразиться мог только юноша, потерявший привычку мыслить, как мы бы

сказали, «разумно», то есть по-земному, но он видел вещи такими, какие они

есть. Этот человек, его отец, не жил: он отражал окружающую действительность,

зажигался каким-то интересом, переходил от переживания к переживанию, но

переживание— не жизнь, это мгновенное событие, которое уходит, как свеча

гаснет.

Как мы все похожи на это! Он укоренился в земле, его единственные интересыбыли земные, но— его обесчеловечили, в нем человека не осталось, потомучто он весь ушел в предметы. И вот перед каждым из нас стоит этот же вопрос: ясуществую? Есть во мне кто-то— или во мне пустота? Или я, по словусвятителя Феофана Затворника о человеке, который на себе сосредоточен,—как древесная стружка, свернувшаяся вокруг собственной пустоты? Есть личто-нибудь во мне, что может войти в вечность? Конечно, не войдут в вечность низемля, которую купил первый званый, ни волы, которых купил второй, ни таработа, которую совершили волы над этой землей. Что же останется? А еслиговорить о любви, то, опять-таки, что останется, если она вся сведена к меркамземной жизни, если за ними ничего нет, если она такая же маленькая, ничтожная,как наша земля в этом бесконечно разверзающемся космосе, в котором мы живем:пылинка— а в этой пылинке человек с его чувствами, мыслями. Да, человекбольше, чем пылинка, но только если он сам себя не сроднит с этой пылинкой,если найдет в себе величину, глубину, которую только Бог может заполнить, такуюглубину, которая всю вселенную может в себе вместить и еще остаться пустой,потому что в ней бесконечность и она может быть только местом вселения СамогоБога.Любовь должна нас так раскрыть; если она этого не достигает, то делаетсямелкой, как пылинка. Конечно, мы не умеем охватить всех, не умеем охватить все,но мы должны раскрываться все больше и больше, а не закрываться, замыкаться,суживаться. Всех мы не можем и не умеем любить, но умеем ли мы любить любимых?Является ли наша любовь к тем, кого мы любим, благословением, свободой,полнотой жизни для них или тюрьмой, в которой они сидят, как пленники в цепях?У пророка Исаии есть слово: отпусти пленных на свободу (Ис58:6). И каждыйиз нас скажет: «У меня нет рабов, я никого не держу в плену, у меня нет властини над кем»,— и это неправда! Как мы держим друг друга в плену, как мыпорабощаем друг друга! Какой узкой мы делаем жизнь друг для друга, и, страшносказать, как часто это бывает из-за того, что мы человека будто «любим» и знаемлучше него, что составляет его счастье и добро. И как бы он ни стремился ксвоему счастью, как бы он ни стремился раскрыться, как цветок раскрывается насолнце, мы бросаем на него свою тень и говорим: «Нет, я лучше тебя знаю, каковытвои пути, каково твое счастье». Как часто приходится слышать— можетбыть, не в таких словах, но по сути: «Боже, если бы этот человек меня пересталлюбить, каким бы я был свободным! Я мог бы жить, с меня спали бы цепи, началась