Митрополит Сурожский Антоний. Труды

притча продолжается рассказом о том, как все уселись у стола, вошел хозяин,

окинул взором собравшихся и вдруг обнаружил, что один из пришедших не одет, как

сказано, в брачную одежду, пришел на пир в своих лохмотьях. И хозяин

разгневался и велел его прогнать (Мф22:11—13).

И тут другой вопрос: как же так, как это может быть? Кто из этих нищих,

хромых, убогих, слепых мог прийти на пир иначе как в лохмотьях? Что случилось с

ними— или с этим человеком? Каким образом они-то оказались облеченными в

чистую, праздничную одежду, а он один в такое позорное рубище? Объясняется этотой обстановкой, тем временем и местом, где Христос говорил Свои притчи. НаВостоке, когда странники шли пешком, днями и днями, они приходили изнуренные,запыленные, в ободранной одежде в какое-нибудь местечко и искали себе приюта. Ивосточное гостеприимство было щедрым несмотря порой на большую бедность:странников принимали с благоговением, омывали их ноги, омывали их тело, даваличистую одежду— не для того, чтобы они не осквернили дом, а для того,чтобы они отдохнули телом, душой, чтобы они ожили к новой, иной жизни.Верно, так и случилось с теми, кого слуги хозяина привели к его вратам: ихприняли другие слуги— ангелы Божии, омыли их, одели, с честью, жалостью,лаской ввели туда, где был приготовлен пир. И все с радостью, с благодарностью,с трепетным сердцем, в изумлении принимали эти заботы, эту неожиданную,незаслуженную ласку. А один, видно, кого тоже хотели омыть, одеть, отмахнулсяот этой ласки и заботы и ответил: мне сказали, что здесь кормят, я есть хочу!Остальное мне не нужно: годами не мылся, всегда в лохмотьях ходил,— дайтемне попировать один раз в моей жизни! И вошел он как был, но хозяин велел егопрогнать,— не потому, что тот был в лохмотьях, а потому, что ему долюбви, до жалости, до милосердия хозяина не было никакого дела. Хозяин был емуне нужен, ему нужен был накрытый стол.И вот вопрос ставится перед нами очень круто: мы постоянно прибегаем к Богу—но в каком духе? Мы тоже нищие, мы тоже слепые, хромые, мы тоже износились иодеждой, и душой. И нас зовет Господь: придите ко Мне все труждающиеся иобремененные, и Я успокою вас (Мф11:28). И мы приходим— но как?Не приходим ли мы часто, как этот человек в лохмотьях пришел и пробился кстолу, потому что ему нужен пир, а не хозяин, нужна еда и питье, а не тоЦарство Любви, которое представляет собой этот Божественный пир? Не подходим лимы слишком часто и к молитве, и к причастию именно так, ожидая себе от Богапищи и питья: пусть Он дает, дает, дает… А что мы сами сделали для того, чтобысметь войти в Его хоромы, чтобы сметь быть там? Из притчи видно: от нас нетребуется, чтобы мы были чем-нибудь богаты; в Ветхом Завете есть место, гдеговорит Господь: Чадо, дай Мне твое сердце (Притч23:26)— всеостальное уже Мое. Да, все Его, но сердце человека, его любовь, егоблагодарность, его благоговение во власти самого человека, и никто, даже Бог,не в силах заставить человека любить, благоговеть, быть благодарным. Потому чтолюбовь и все, что из нее рождается,— это предельная свобода.