кричали ему, что он их мучитель. И когда он их спросил: «Но что я вам

сделал?»— они ответили: «Один человек за нас молился, и каждый раз, когда

он молился и совершал литургию за нас, нам было облегчение, а теперь ты нас

этого лишил». Всецерковно это ничего не меняет, а в порядке какой-то личной

чуткости, личного чувства вещей— меняет. Я много лет был в приходе

священника, который, с благословения нашего епископа, на литургии вставлял

несколько прошений и, между прочим, молился о тех, которые «в безумии сердца и

помрачении ума руки на себя наложили». И мы десятилетиями молились в такойформе. Такая формулировка в его устах была не лукавая, совершенно прямая, и,конечно, это покрывает огромное поле, потому что о ком можно сказать,что он не был помрачен умом или безумен сердцем? Я с ним тогда говорил об этом,потому что очень этому сочувствовал, и мы оба радовались, что эти слова намдают право молиться о всех, а вместе с тем не говорят ничего больше, чем можносказать.Что вы думаете о мнении, будто страх смерти порожден психологиейчеловека, обусловленного обществом и религией? Животные не боятся смерти…У меня впечатление, что такое мнение отражает оптимизм, которого нет уживотных. Когда животные чувствуют, что их ведут на бойню, несут утопить иликак-то уничтожить, они испытывают глубокий ужас. Сходите проверить на бойню,понаблюдайте кошку, у которой отняли котят, чтобы утопить их: вы не будете такуверены, что животные (которые не обусловлены обществом и религией) не боятсясмерти. Смерть— реальность настолько противоестественная, что всев мире, любая тварь, трепещет перед ней.Что касается обусловленности, я думаю, смерть нам предстает по-разному, взависимости от возраста и положения. Мне кажется, что обычно мы начинаемзадумываться о смерти несколько запоздало. Мы думаем о ней, когда она начинаетразрушать наше тело, когда нас настигают старость или болезнь, когда мыначинаем рассыпаться, когда угасает в нас жизненная сила. Тогда мы задумываемсяо смерти— и думаем о ней ложно. Чувствуя в себе силы распада, мы думаем,будто смерть— не что иное, как последний этап этого распада, ничегобольше. Разумеется, наше тело будет разлагаться и обратится в прах. Но смертьнесет не только распад. Часто можно видеть, что по мере того, как слабеет тело,внутренняя жизнь, настоящая жизнь нарастает до такой степени, какойчеловек не знал раньше.Когда мы молоды, мы не думаем о смерти, потому что она нам чужда,— развечто она отняла у нас близких, родителей. Но в других отношениях она нам нечужда, и вот тогда-то и нужно думать о смерти, потому что тогда мы можемрассматривать ее самые различные аспекты. Я уже много распространялся на этутему, но сказал гораздо меньше, чем надо бы. Страх смерти охватывает нас впервую очередь изнутри. Страх поддерживается обществом— не потому, чтооно хочет, чтобы мы боялись смерти, а именно из-за нашего нелепого к нейподхода. Долгое время смерть окружали всякой жутью. Не знаю, существует ли это