Сразу после войны, в связи с Нюрнбергским процессом и расследованиями

относительно концентрационных лагерей, появились документы об использовании

пленных в качестве подопытного материала для медицинских исследований. Не

вдаваясь в обсуждение или описание фактов, я хотел бы подчеркнуть, что

изначально, с точки зрения медицинской традиции, пациент никогда не может

рассматриваться как предмет объективного исследования, с ним нельзя обходиться

как с подопытным животным. Я думаю, медицина как отрасль человеческой

деятельности занимает совершенно особое место именно потому, что наука в нейсочетается с ценностями, подходом, не имеющими ничего общего с наукой. В основеврачебного подхода— сострадание, а сострадание по самой своей природененаучно. Это человеческий подход, который может быть привнесен в любую отрасльчеловеческой деятельности, но медицины вовсе не существует вне сострадания, безсострадания. Медик, если он только человек науки, способный холодно, хладнокровно,бесстрастно делать то, что требуется, без всякого отношения к пациенту, медик,для кого главное не пациент, а действие врачевания, будь то лекарственноелечение, хирургическое вмешательство или иные методы,— не медик в томсмысле, в котором я надеюсь, я хотел бы, чтобы мы все думали о медицине.Я помню молодого врача (сейчас он занимает кафедру хирургии во Франции), скоторым мы обсуждали перед войной аргументы за и против анестезии при той илииной операции, и он прямо заявил, что единственная цель анестезии—облегчить работу хирурга. Страдает ли пациент или нет— совершенноневажно. Я не преувеличиваю, он именно это говорил и имел в виду, он быразделал пациента живьем, если бы это можно было сделать без помех, без того,чтобы операция не стала труднее и неудобнее для него, врача. Я также встретилво время войны молодого военнопленного хирурга. Он имел доступ к пленнымсолдатам и офицерам своей страны. Я предложил ему свои услуги в качествеанестезиолога. Он пожал плечами и сказал: «Мы имеем дело с солдатами, онидолжны быть готовы к страданию». И он оперировал без анестезии всякий раз,когда это не создавало проблем ему. Я помню одну из его операций. У солдата былогромный нарыв на ноге, при вскрытии которого врач отказался применитьанестезию. Он оперировал без наркоза, солдат выл и ругался. Когда операциякончилась, к пациенту вернулось самообладание, и, будучи дисциплинированным ихорошо вымуштрованным солдатом, он извинился перед лейтенантом за своивыражения. И, я помню, тот ответил: «Ничего, ваши выражения были соразмернывашей боли, я вас извиняю». Но ему и в голову не пришло, что боль быласоразмерна его бесчеловечности и полному отсутствию чувства солидарности.Я даю вам эти примеры потому, что, хотя такие ситуации встречаются не каждыйдень, люди теряют восприимчивость и порой в самой обычной ситуации могут бытьстоль холодны, до такой степени лишены человеческого сострадания, чуткости, чтотеряют право считаться медиками. Они мясники, техники, но не медики.Французский писатель Ларошфуко говорит: «У нас у всех достанет сил, чтобыперенести несчастья ближнего»18.