Сразу после войны, в связи с Нюрнбергским процессом и расследованиями

относительно концентрационных лагерей, появились документы об использовании

пленных в качестве подопытного материала для медицинских исследований. Не

вдаваясь в обсуждение или описание фактов, я хотел бы подчеркнуть, что

изначально, с точки зрения медицинской традиции, пациент никогда не может

рассматриваться как предмет объективного исследования, с ним нельзя обходиться

как с подопытным животным. Я думаю, медицина как отрасль человеческой

деятельности занимает совершенно особое место именно потому, что наука в ней

сочетается с ценностями, подходом, не имеющими ничего общего с наукой. В основе

врачебного подхода— сострадание, а сострадание по самой своей природе

ненаучно. Это человеческий подход, который может быть привнесен в любую отрасль

человеческой деятельности, но медицины вовсе не существует вне сострадания, без

сострадания. Медик, если он только человек науки, способный холодно, хладнокровно,

бесстрастно делать то, что требуется, без всякого отношения к пациенту, медик,

для кого главное не пациент, а действие врачевания, будь то лекарственное

лечение, хирургическое вмешательство или иные методы,— не медик в том

смысле, в котором я надеюсь, я хотел бы, чтобы мы все думали о медицине.

Я помню молодого врача (сейчас он занимает кафедру хирургии во Франции), с

которым мы обсуждали перед войной аргументы за и против анестезии при той или

иной операции, и он прямо заявил, что единственная цель анестезии—

облегчить работу хирурга. Страдает ли пациент или нет— совершенно

неважно. Я не преувеличиваю, он именно это говорил и имел в виду, он бы

разделал пациента живьем, если бы это можно было сделать без помех, без того,

чтобы операция не стала труднее и неудобнее для него, врача. Я также встретил

во время войны молодого военнопленного хирурга. Он имел доступ к пленным

солдатам и офицерам своей страны. Я предложил ему свои услуги в качестве

анестезиолога. Он пожал плечами и сказал: «Мы имеем дело с солдатами, они

должны быть готовы к страданию». И он оперировал без анестезии всякий раз,