- "Представить"? - повторяю вам: я не "представлялся" и в особенности не "ломался".

Тихон быстро опустил глаза.

- Документ этот идет прямо из потребности сердца, смертельно уязвленного, - так ли я понимаю? - продолжал он с настойчивостью и с необыкновенным жаром. - Да, сие есть покаяние и натуральная потребность его, вас поборовшая, и вы попали на великий путь, путь из неслыханных. Но вы как бы уже ненавидите вперед всех тех, которые прочтут здесь описанное, и зовете их в бой. Не стыдясь признаться в преступлении, зачем стыдитесь вы покаяния? Пусть глядят на меня, говорите вы; ну, а вы сами, как будете глядеть на них? Иные места в вашем изложении усилены слогом; вы как бы любуетесь психологией вашею и хватаетесь за каждую мелочь, только бы удивить читателя бесчувственностью, которой в вас нет. Что же это как не горделивый вызов от виноватого к судье?

- Где же вызов? Я устранил всякие рассуждения от моего лица.

Тихон смолчал. Даже краска покрыла его бледные щеки.

- Оставим это, - резко прекратил Ставрогин. - Позвольте сделать вам вопрос уже с моей стороны: вот уже пять минут, как мы говорим после этого (он кивнул на листки), и я не вижу в вас никакого выражения гадливости или стыда... вы, кажется, не брезгливы!..

Он не докончил и усмехнулся.

- То есть вам хотелось бы, чтоб я высказал вам поскорее мое презрение, - твердо договорил Тихон. - Я пред вами ничего не утаю: меня ужаснула великая праздная сила, ушедшая нарочито в мерзость.Что же до самого преступления, то и многие грешат тем же, но живут со своею совестью в мире и в спокойствии, даже считая неизбежными проступками юности. Есть и старцы, которые грешат тем же, и даже с утешением и с игривостью. Всеми этими ужасами наполнен весь мир. Вы же почувствовали всю глубину, что очень редко случается в такой степени.- Уж не уважать ли вы меня стали после листков? - криво усмехнулся Ставрогин.- Отвечать прямо о сем не буду. Но более великого и более страшного преступления, как поступок ваш с отроковицей, разумеется, нет и не может быть.- Оставим меру на аршины. Меня несколько дивит ваш отзыв о других людях и об обыкновенности подобного преступления. Я, может быть, вовсе не так страдаю, как здесь написал, и, может быть, действительно много налгал на себя, - прибавил он неожиданно.Тихон смолчал еще раз. Ставрогин и не думал уходить, напротив, опять стал впадать мгновениями в сильную задумчивость.- А эта девица, - очень робко начал опять Тихон, - с которою вы прервали в Швейцарии, если осмелюсь спросить, находится... где в сию минуту?- Здесь.Опять молчание.- Я, может быть, вам очень налгал на себя, - настойчиво повторил еще раз Ставрогин. - Впрочем, что же, что я их вызываю грубостью моей исповеди, если вы уж заметили вызов? Я заставлю их еще более ненавидеть меня, вот и только. Так ведь мне же будет легче.- То есть их ненависть вызовет вашу, и, ненавидя, вам станет легче, чем если бы приняв от них сожаление?- Вы правы; знаете, - засмеялся он вдруг, - меня, может быть, назовут иезуитом и богомольною ханжой, ха-ха-ха? Ведь так?- Конечно, будет и такой отзыв. А скоро вы надеетесь исполнить сие намерение?- Сегодня, завтра, послезавтра, почем я знаю? Только очень скоро. Вы правы: я думаю, именно так придется, что оглашу внезапно и именно в какую-нибудь мстительную, ненавистную минуту, когда всего больше буду их ненавидеть.