– Мне нравится твоя одержимость.

– А ты думал, только вы, художники, живописцы, грезите о славе?

– Чудак, кто тебе сказал, что я мечтаю о славе?…

– Как кто сказал? А для чего же ты в таком случае занялся живописью?

– Видишь ли, овладей я достаточно этой профессией, она даст мне…

– Что она тебе даст?

– Приличный достаток.

– Другим рассказывай сказки, Авель. Тебя-то я знаю еще с пеленок. Меня не проведешь! Я тебя знаю.– А разве я когда-нибудь пытался тебя обмануть?– Нет, но можно обманывать и бессознательно. Ты ведь только делаешь вид, будто тебя ничто не касается, будто жизнь для тебя – игрушка, будто ты поплевываешь на все. На самом же деле ты чудовищно честолюбив…– Я честолюбив?– Да, да, честолюбив! Ты обожаешь славу, успех, похвалы… Ты сызмальства был честолюбив. Но только ты скрытничал и лицемерил.– Послушай, Хоакин, и скажи по совести: разве я оспаривал у тебя награды? Разве ты не был всегда первым в классе? Мальчиком, подающим надежды?– Это правда, но всеобщим любимцем, которого все готовы были на руках носить, был ты, а не я…– А разве в этом моя вина?…– Неужели ты хочешь заставить меня поверить, будто ты не искал популярности?…– Уж если на то пошло, то это ты ее домогался…– Я? Я? Я презираю людей, а потому презираю и успех!– Ну будет, будет тебе! Давай оставим этот глупый разговор. Лучше расскажи мне о своей невесте.– Невесте?– Ну да, о твоей кузине, которую ты хотел бы видеть своей невестой.Хоакин, желая овладеть сердцем Елены, вкладывал в свои домогательства весь пыл своей целеустремленной и подозрительной души. И вполне понятно, что неизбежными в таких случаях душевными излияниями он делился со своим другом Авелем.Любовь была мучительной. Елена заставляла его так страдать!– С каждым днем я все меньше понимаю ее, – жаловался он Авелю. – Эта девушка для меня – сфинкс…– А знаешь, что говорил в подобных случаях Оскар Уайльд? Да, кажется, он. Всякая женщина – это сфинкс без загадки.– А вот в Елене есть загадка. Похоже на то, что она тайно в кого-то влюблена. Убежден, что она любит другого.– Почему ты так думаешь?– Иначе я не могу объяснить ее поведения со мной…– То есть только потому, что она не хочет тебя любить… любить как жениха, хотя как кузена она, быть может, и любит тебя…Когда оба они сдали бакалаврские экзамены, пути их разошлись. Авель решил посвятить себя живописи. Хоакин поступил на медицинский факультет. Виделись они по-прежнему часто и любили поболтать о своих успехах. Хоакин нередко пытался втолковать Авелю, что медицина – тоже искусство, и даже изящное искусство, требующее поэтического вдохновения. Порой яге пускался в очернение изящных искусств, как расслабляющих разум, и восхвалял науку, которая возвышает, укрепляет и облагораживает человеческий дух истиной.– Но ведь и медицина – сомнительная наука, – возражал тогда Авель. – Скорее это тоже искусство – искусство применять на практике выводы научных исследований.– Но я вовсе не собираюсь заниматься лечением больных, – парировал Хоакин.– А почему? Ведь это такое благородное и полезное занятие…– Ты прав, конечно, но занятие это не для меня. Пусть оно будет самим благородством и самой пользой, но я презираю и это благородство, и эту пользу. Быть может, для иных щупать пульс, смотреть язык и выписывать рецепты – недурной способ зарабатывать деньги. Я же мечу на большее…– На большее?