Первые пять книг Ветхого Завета – так называемое Пятикнижие Моисея, или Тора (Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие) – для христианства стали законополагающими. Они не только рассказывают о сотворении и первоистории мира, о возникновении израильского народа. Главное их содержание – установление завета Бога с человеком, подготовка последнего к следующей – новозаветной – ступени богообщения.

Христианство берет из Пятикнижия огромное количество идей. Это представление о человеке как об образе и подобии Бога, царе природы: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Быт. 1, 26). Это и центральная христианская идея грехопадения человека и первородного греха (Быт. 3). В книге Исход дается Декалог, фундаментальные десять заповедей (Исх. 20, 2–17), которые создадут почву для появления публицистических выступлений, связанных с их выполнением или невыполнением. Книга Левит выдвигает требования чистоты и святости в богослужении, задает высокий нравственный уровень священства: «Они [священники] должны быть святы Богу своему и не должны бесчестить имени Бога своего» (Лев. 21, 6). Именно отсюда берет начало борьба за духовный уровень христианского священства, отличавшаяся во все времена необычайным публицистическим накалом (тут можно вспомнить и возвышенное «О священстве» Иоанна Златоуста, и едкие памфлеты Мартина Лютера, и наставления современного нам митрополита Иоанна (Снычева); в каждой эпохе и каждой стране есть такие примеры).

Кроме того, в Пятикнижии устанавливаются этические и бытовые законы, многие из которых перешли затем в христианство и в течение всей его истории определяли нравственное, практическое (социальное) наполнение религии. Например: «Если найдешь вола врага твоего или осла его заблудившегося, приведи его к нему» (Исх. 23, 4); «Никто ни к какой родственнице по плоти не должен приближаться с тем, чтобы открыть наготу» (Лев. 18, 6); «Не должен находиться у тебя... прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятелъ, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это» (Втор. 18, 10–12). Как видим, многие постулаты христианства имеют свои корни уже в ветхозаветном Пятикнижии.

Книги Бытия и Исход к тому же дали множество ярких публицистических образов, вышедших из христианской среды и продолживших свою жизнь в нерелигиозном дискурсе. Это слова, ставшие образамиконцентратами (по терминологии М.И. Стюфляевой[13]) или даже фразеологизмами: Адам и Ева, Содом и Гоморра, Ноев ковчег, Вавилонское столпотворение, земля обетованная, манна небесная, казни египетские, всемирный потоп, козел отпущения и др. Их эволюция достаточно ярко прослеживается: из текстапервоисточника – через христианскую устную и письменную традицию – в общеязыковой словарный запас. Следует учесть и тот факт, что фразеологизмы – неотъемлемая составляющая экспрессивной компоненты публицистического языка[14]; они уже сами по себе делают текст живым, динамичным, публицистичным.

Большое значение для христианства имеют даже исторические книги (Иисуса Навина, Судей, Руфи, четыре книги Царств, две книги Паралипоменон, 1я книга Ездры, Неемии, Есфири). В христианской экзегетической (толковательной) традиции беды Израиля получают дидактический смысл и интерпретируются в соответствии с религиозной этикой и мистикой. Например, все наказания, выпадавшие на долю иудеев, возникают в силу того, что они постоянно забывают, предают свой завет с Богом, начинают поклоняться идолам, т. е. совершают тяжелые грехи: «И делал Иуда[15] неугодное пред очами Господа... И устроили они у себя высоты и статуи и капища на всяком высоком холме и под всяким тенистым деревом. И блудники были также в этой земле и делали все мерзости тех народов, которых Господь прогнал от лица сынов Израилевых. На пятом году царствования Ровоамова Сусаким, царь Египетский, вышел против Иерусалима и взял сокровища дома Господня и сокровища дома царского» (3 Цар. 14, 22–26). А книга Иисуса Навина, строго ориентированная на исторические детали, тем не менее являет пример того, как Бог помогает верящему в Него народу, т. е. также получает дидактическую интерпретацию: завоевание евреями обетованной земли под предводительством Иисуса Навина в христианской традиции понимается как трудный путь в Царство Небесное под руководством Иисуса Христа. Здесь совпадение имени Иисус дает толкователю повод провести параллель между событиями двух разных эпох и аллегорически сопоставить их, рисуя слушателю или читателю очень емкий и убеждающий образ: над собственным духовным совершенствованием нужно потрудиться не меньше, чем при обретении Палестины. Книга Руфи создает уже практически христианский образ своей героини, которая, будучи вдовойчужеземкой в Израиле, за свои высокие нравственные качества принимается в достаточно ксенофобское древнееврейское общество и становится прабабкой царя Давида, тем самым получая место в будущей земной родословной Христа: «Мне сказано все, что сделала ты для свекрови своей по смерти мужа твоего, что ты оставила твоего отца и твою мать и твою родину и пришла к народу, которого ты не знала вчера и третьего дня; да воздаст Господь за это дело твое, и да будет тебе полная награда от Господа Бога Израилева, к Которому ты пришла, чтобы успокоиться под Его крылами!» (Руфь 2, И, 12).