М. ЧЕРНЫШ: И не просто ежедневной и ежечасной, а успешной предпринимательской деятельностью. Успешность их бизнеса, дела, которым они занимаются, есть признак избранности, признак спасения.

А. ЧЕРКИЗОВ: А почему, если брать конец эпохи рыночной экономики до войны Первой мировой, до октябрьского переворота, — почему последователи официальной Церкви, Церкви большинства Российской Империи не отличались таким особым трудолюбием в своем предпринимательстве и моральным кодексом в своем предпринимательстве? Только ли потому, что знали, что за ними святейший Синод, который все простит и покроет?

Г. ЧИСТЯКОВ: Думаю, не совсем так. Я думаю, что все‑таки были и, наверняка, были люди деловые, богатые, которые принадлежали и к Синодальной церкви. Хотя конечно, в большинстве своем, мы уже об этом говорили, предпринимателями в царское время были либо старообрядцы, либо иностранцы — бельгийцы, французы, англичане, — это тоже была распространенная часть русского бизнеса иностранцы, которые, как правило, были или католиками или протестантами (лютеранами, кальвинистами и так далее), потому что и в Москве и в Петербурге были церкви всех исповеданий, и как раз содержались эти церкви иностранным бизнесом в России. Скажем, в том месте, где теперь находятся баптисты, в так называемом Малом Вузовском переулке возле Покровки, на бульваре в двух шагах это же была реформатская, кальвинистская церковь в дореволюционные времена. И, конечно, содержалась она за счет предпринимателей–кальвинистов. Я думаю, что все‑таки в целом православный человек, принадлежавший к Синодальной Церкви, был не так инициативен, как старообрядец, который знал, что ему надо выживать, и иностранец, который сознательно пришел в Россию, чтобы работать.

А. ЧЕРКИЗОВ: Хорошо, меньшинству надо выживать, поэтому нужно так работать и так жить, чтобы дойти до бога и получить другую, вечную жизнь, бессмертие, но при этом большие конфессии, в частности, католицизм — если брать Запад, — старались перенять это у христианских меньшинств, и учились у них. Поэтому если сегодня взять предпринимательство, которым занимаются католики, и, кстати, на это обращал внимание и Вебер что это как бы перетекает в религию большей части населения, — что и католики стараются вести бизнес аккуратно, — я не о"Пармалате", упаси бог, — у всех бывают ошибки, каждый имеет право ошибиться. Но вот это есть. А у русской Православной церкви, по–моему, этого до поры не было. Прав ли я?

М. ЧЕРНЫШ: Вы знаете, тот же Вебер, — мы все время обращаемся к нему, хотя, в принципе, как раз в начале 20–го века велась активная дискуссия о генезисе капитализма. Речь шла именно о рождении капитализма. Вот конкурировали между собой разные идеи, и победила идея наиболее производительная, продуктивная — идея производства, расширенного производства. И эта идея, наверное, наилучшим образом воплощалась в кальвинистской этике расширенного производства поиска спасения. Но ведь капитализм уже развился сейчас, капитализм уже представляет собой самостоятельную систему ценностей, и, к примеру, те же самые японцы — ну какая там протестантская этика? Там нет протестантской этики, и, тем не менее, их капитализм вполне успешен. Сейчас мы видим, как капитализм развивается в самых разных странах, самых разных обществах, и для этого не обязательно в этой стране, в этом обществе, иметь протестантскую этику, рождать ее заново — она уже рождена.А. ЧЕРКИЗОВ: Алексей Лукич задает любопытный вопрос по пейджеру:"Если многих коммерсантов не останавливают заповеди, прописанные в уголовном, административном и налоговом кодексах, то могут ли что‑нибудь изменить религиозные установления, этические правила, принятые той или другой конфессией?"Г. ЧИСТЯКОВ: Я думаю так, что"религиозные установления", если цитировать вопрос, они ничего не могут изменить. Но личная религиозность человека, его личное обращение действительно может изменить очень многое, то есть, конечно, если неверующему человеку скажут со стороны, что ты должен поступать таким образом, а не как‑то по другому, то вряд ли он послушается священника, если он не слушается закона. Да и сам Иисус в Евангелии об этом говорит:"У них есть Моисей и пророки, пусть они их слушают. А если они их не слушают, то если кто воскреснет из мертвых — они тоже этому не поверят", — это касается человека, которого не задело христианство, не задела вера в Бога, не задела вера в Иисуса лично. Поэтому мне кажется, что вызвать к христианству, взывать к каким‑то заповедям, принципам, установлениям и так далее абсолютно бесполезно, если в жизни человека не произошло что‑то такое очень личное, что сделало его учеником Иисусовым.А. ЧЕРКИЗОВ: Я должен ответить Борису, который пишет:"Отнюдь немалая часть людей, живущих в России, не исповедует христианство — почему же все замыкается на христианских заповедях?". Упаси Бог, ничего не замыкается на христианских заповедях. Я говорю сегодня о христианстве только потому, что Великий русский национальный собор, который был благословлен патриархом, христианином Алексием Вторым. И это чисто информационный повод. Я, например, знаю, что в странах чистого ислама существует очень важное понятие, что бизнес должен соответствовать исламу и закону Шариата, и там, например, банки не дают деньги в рост, — там нет банковских процентов. Поэтому будет такой сюжет будем говорить на эту тему. Примут какое‑то решение иудеи, будем говорить об этом. Но сегодня мы говорим о христианстве. И у меня вопрос к гостям — ну хорошо, я верующий человек, христианин, предположим, я православный, а не католик, и для меня слово, сказанное патриархом, имеет высшую значимость после Евангелия. Но дальше у меня возникает вопрос — высшие чиновники русской Православной церкви, которые меня сегодня учат бизнесу, в середине 90–х годов зарабатывали деньги на табаке и алкоголе — это всем известно. Как после этого верить? Никто не каялся, никто свой вины не признал всерьез, — даже митрополит Кирилл не признал, — который отвечал за это хозяйство. И спрашивается, — вот эти люди меня, бизнесмена, хотят учить? Предположим, что я не журналист, не олигарх, а человек с мелким бизнесом. Я знаю, на чем зарабатывали в 90–е годы деньги высшие чиновники, высшие иерархи русской Православной церкви. И что мне делать в этой связи, о. Георгий, дайте совет?