Но рабыня мстит своему господину. Отдаваясь полностью, женщина желает также полностью обладать мужчиной и становится его тюремщицей. Круг замыкается, и только смерть приносит разрешение. В этом вся проблема любви-страсти Вагнера и всех великих мыслителей, столь пессимистичных в отношении конечного исхода любви. Брак приносит женщине положение в обществе, но, если присмотреться ближе, совместная жизнь, светская жизнь, материнство часто представляют собой лишь обманчивые уходы от действительности. Женщина в своем женском — часто лишь украшение. Погруженная в многочисленные заботы, женщина всегда настолько занята, что ничего не может сделать;

она тратит все свое время на то, чтобы содержать в порядке вещи и других живых существ, и кончает тем, что сама становится содержанкой. Любовь, нарциссизм, даже мистическая ревность не позволяют женщине воздействовать на мир; они скорее создают преграды для подобного воздействия и превращаются в своего рода бегство. Мужчина в своих предприятиях руководствуется разумом и может сознательно рисковать жизнью — это значит, что он может ею распоряжаться. Женщина не рискует своей жизнью, она ее отдает; однако, как и у всех самок, это функциональная, биологическая отдача. В самом этом акте самоотдачи проявляется зависимость женщины от биологического вида, ее по-рабощенность природой. Господствуя над природой, мужчина в то же время господствует и над женщиной, порабощает ее. Однако рано или поздно всякое угнетение неизбежно вызывает ответную реакцию, причем экономические обстоятельства или игра политических партий могут создать столь благоприятные условия, что сила "принуждения к повторению" поколеблется.

• 7 • После той роли, которую женщина сыграла во время войны, мужчина больше не может оспаривать завоеванные ею позиции. Движение эмансипации освобождает и приводит в движение огромный потенциал сил. Участие в экономическом производстве вводит женщину в мужскую общность, однако мужчина ощущает неясный страх перед существом, которое развивается слишком быстро; он обеспокоен за свою собственную безопасность. Существующий общественный строй под угрозой. Мужчина предпочел бы обращаться с женщиной, как с рабыней, внушая ей, что она царица.

Но в любом случае патриархальный строй, основанный на классических типах господина и служанки, серьезно поколеблен. Широкое распространение получило представление, что женщина прежде всего занимается какой-либо профессиональной деятельностью и лишь потом она — супруга или любовница. Ее специальность делает ее независимой, а моральная и религиозная узда исчезает вместе с упадком буржуазного семейного уклада и "домашнего очага". По уже устаревшим статистическим данным госпожи Коллонтай, из шестидесяти миллионов советских работниц половина незамужние. Женщина зарабатывает себе на жизнь и даже в любви быстро скатывается к мужскому образу действий, лишенному какой-либо духовной значимости.

Вовлеченная в построение нового мира, эмансипированная женщина обозначается термином "не состоящая в браке" (celibalaire), который сам по себе отражает размах свершившейся революции. Но, согласно наблюдениям Кайзерлинга, новая социальная атмосфера в Америке и в Советской России убивает глубокие эмоции и изменяет смысл всех ценностей. Романы "Наилучший из миров "Хаксли или "1984 год "Джорджа Оруэлла весьма красноречивы. Женщина быстро заражается болезнями мужчины: ее манит и влечет удовольствие. Однородная профессиональная подготовка фальсифицирует женскую природу, а равное образование льстит, но не дает никаких подлинных навыков, благодаря которым женщина — именно как женщина — могла бы вступить в человеческую общность.

Потребность в равноправии делает женщину агрессивной и заставляет ее соревноваться. Женщина дублирует мужчину, но потенциал ее чисто женской эмоциональности истощается, и она рискует из-за этого утратить свою природу. Имеет место сильное искажение, усугубленное тем обстоятельством, что женщина включается в мужской мир в период его упадка. Современная экономическая эволюция допускает свободный союз мужчины и женщины как легитимное общественное состояние. Чета живет в гостинице, а дети помещены в интернаты. Отец, ущербленный в своих особых правах, и постоянно отсутствующая мать — в этой ситуации дети оказываются в состоянии моральной заброшенности. Так называемая свободная любовь, в которой участвует тело в отсутствие души, вызывает множество неврозов, сопровождающихся чувством тревоги.

• 8 • Именно в этот мир невротиков вводит нас книга Симоны де Бовуар. Это замечательная книга, настоящая "сумма" очень правильных и смелых наблюдений, однако она кончается на фальшивой ноте и вызывает чувство страшной пустоты. Отсутствие заключительного вывода и свойственно философии Сартра[269]. За пределами видимостей нет никакой тайны, и даже демоническая бездна не имеет глубины — это бездна плоскостности. Еще Ницше забил тревогу и возгласил: "Не лишайте женщины ее тайны". Если сводить женщину к чистой физиологии, то исчезает не только ее тайна, но и сама женщина. "Для себя" жен-щины-экзистенциалистки означает не что иное, как "все — для моего удовольствия". Ознакомление с природой этого удовольствия, описанного в форме девических мечтаний, вызывает тягостное чувство, так как описание указывает на обезьянью психологию, явно дегенеративную. Но всякий нигилизм уничтожает себя изнутри порождаемым им самим страшным вопросом: "А зачем?", экзистенциализм же вопросом: "А дальше что?"

Эта литература — все более нездоровая, так как она срывает не только маски лицемерия, но и необходимые покровы стыдливости, переносит нас в мир тягостного нездорового воображения. Никто не обязан медитировать на тему о конечных результатах процессов пищеварения. Сумасшедшие и маньяки существуют, но что может быть прискорбнее, чем заставлять себя погружаться в их видение мира и отождествлять его с видением всех! Образцы психопатологии, ценные в своем роде, не должны выходить за пределы своего собственного мира. Симона де Бовуар восстает против мифологии патриархального времени и незаметно переходит к мифу о женщине-амазонке, однако этот последний — рано или поздно, но неизбежно— приводит к великой блуднице Апокалипсиса. В обоих случаях утрачивается взаимность, предстояние лицом к лицу; автономия подавляет инаковость; друг друга употребляют и приходят к одиночеству, к отчуждению.Однако именно через выход из гордого, романтического одиночества, через снижение самооценки и через вновь обретенное общение происходит возвращение человека. Человечество[270] подобно вершине, два склона которой составляют мужское и женское начала, свершающиеся одно через другое. В Евангелии от Марка читаем: ".. .когда из мертвых воскреснут.., будут, как Ангелы на небесах" (Мк. 12.25). Сведенборг дает блестящее объяснение этим словам: мужское и женское ~ в их совокупности — встретятся в Царствии Божьем в виде одного Ангела.Если мужчина распространяется в мире посредством инструмента, женщина делает это, отдавая себя. В самом своем существе она связана с ритмами природы, настроена на порядок, который управляет Вселенной. Именно благодаря этой самоотдаче каждая женщина потенциально является матерью и носит в глубине своей души сокровище мира. Свежестью настоящей женственности, которая хранит тайный смысл вещей, веет от этих слов Екатерины Мансфильд : "Когда женщина гуляет с новорожденным, вы знаете, как бывает: подходит соседка, наклоняется и, приподнимая покрывало с головки, восклицает: "Да благословит его Бог!" Мне всегда хочется сделать то же самое, когда я вижу ящерицу или мне приходит в голову какая-то мысль, или если я оказываюсь перед домом, освещенным луной. Я всегда готова благословить то, что я созерцаю". Помимо производительного труда существует также проникновение в тайную глубину бытия. Если цель мужчины состоит в том, чтобы действовать, то цель женщины в том, чтобы быть, а это — по преимуществу религиозная категория.Женщина могла бы аккумулировать интеллектуальные ценности, но эти ценности не приносят радости. Женщина, чересчур интеллекту-ализированная подобно мужчине, строительница мира, окажется лишенной своей сущности, ибо женщина призвана вносить в культуру именно женственность как особый образ бытия и незаменимый способ существования. Мужчина создает науку, искусство, философию и даже богословие как системы, но эти системы приводят к страшной объективации истины. К счастью, существует женщина, и ей предопределено стать носительницей этих ценностей, местом, в котором они воплощаются и живут. На вершине мира, в его духовном сердце — раба Господа, являющая человеческое существо, восстановленное в своей первоначальной истине. Охранять мир и людей как мать и спасать его как дева, сообщая этому миру душу, свою душу — вот призвание женщины. Судьба нового мира в руках матери, как великолепно сказано в Коране: "Рай — у ног матери". Жироду в "Содоме и Гоморре" говорит об эпохе, когда женщина разу чается любить и отдаваться: "Это конец мира!"* * *Призвание женщины касается не общества, а человечества; полем ее деятельности является не цивилизация, а культура. Не давая веждам своим дремать, со светильниками, наполненными "елеем радования" мудрые девы ожидают жениха (Мф.25.1). Они "чтят в молчании" появление "последних вещей", которые грядут. Душа, как говорит преп. Макарий Египетский, вся становится "оком", которое улавливает и излучает свет. Но "Авраам ожидает еще, и Исаак и Иаков, и все пророки ожидают, чтобы получить вместе с нами совершенное блаженство. Потому что есть только одно Тело, которое ожидает своего искупления"[271]. Время ожидания уже чревато теми "последними вещами", которых ожидают. Оно призывает выйти из состояния раздробленности и перейти к состоянию единого тела.Истинная трансцендентность соединяет мужское и женское таким образом, что их элементы преобразуются. Прекращается дробление на "самок" и "самцов", на "я" и "не-я". Весь парадокс человеческого предназначения состоит в том, чтобы стать самим собой, становясь другим: человек становится богом по Благодати, внешнее уже больше не отличается от внутреннего.