Отблеск этих отношений видим в одной восточной легенде.

«Однажды ночью один влюбленный, полный отваги и настроенный победоносно, явился к дверям своей возлюбленной."Кто там?" – спросила она."Это я!" – Но она отказалась открыть ему и жестко сказала:"Уходи". Молодой человек, обезумев от ярости, удалился, клянясь, что он ее забудет, что он ее уже забыл. Он отправился в путешествие по всему свету. Но он не нашел забвения. И любовь снова с непреодолимой силой привела его к дверям его возлюбленной. Вновь состоялся тот же диалог, что и в первый раз. Но, отправляя его, она прибавила краткую таинственную фразу:"Ты не произносишь единственного слова, которое бы мне позволило открыть тебе". Возмущенный, заинтригованный, удрученный, он ушел. Гнев и страсть постепенно уступили в нем место мудрости. Его любовь, утратив неистовство, приобрела глубину, и после многих лет вновь привела нашего влюбленного к дверям его возлюбленной, робкого, смиренного и более пылкого, чем когда?либо раньше. Он скромно постучался."Кто там?"Негромким голосом он отвечал:"Это ты". И двери тотчас отворились».

Поле свободы может стать почвой творчества, ибо в нем нет своего собственного содержания, оно в каком?то смысле есть «поле ничто».

Бог творит мир из ничего. «Поле ничто», возникшее в отношениях взаимоумаления «я» и «ты», создает благоприятную возможность Богу творить, творить уже человеческую личность.

Если мне не удалось умалиться, я предлагаю Богу себя как плотно исписанный лист бумаги, в который Ему трудно вставить хотя бы слово. И великое умаление Бога – в том, что Он стоит передо мной – листом и терпеливо ждет, пока я сам не освобожу Ему место для строки.

А когда я могу освободить место? Когда своей волей возжелаю Бога. По слову митрополита Николая Кавасилы, жившего в XIV веке, любовь есть «добродетель воли». Бог ждет от нас только любви к Нему и дает Себя нам не за дела и подвиги, не в порядке какой?то оплаты, а только в ответ на эту волю–любовь, на возжелание Его жизни. Бог–Любовь хочет только нашей любви. Нам трудно терпеть в себе недостаток любви, потому что самая большая потребность и радость наша – все больше любить друга во Христе. «Любить – вовсе не значит быть совершенным», – говорила мать Магдалена. У нас могут быть большие недостатки, но важно, чтобы мы стремились только к любви.

Мир, в котором мы живем, боится этой любви, бежит от нее, это свойственно многим людям. Почему я боюсь любить?

«Любовь, – говорит Жан Ванье, – это поиск, необыкновенно прекрасный и вместе с тем страшный, потому что любовь делает нас уязвимыми, когда мы открываемся другому.

Когда мы встречаемся с другим человеком, мы открываем то, что спрятано в нас и незаметно с первого взгляда. Что происходит, когда я называю кого?то другом? Я разделяю с ним невидимую часть себя – свои чувства, надежды, страдание, которые, может быть, на первый взгляд не так очевидны. Дружить – значит делиться тем, что сокрыто глубоко в нас. Но как только я открываюсь и предлагаю разделить то, что есть во мне, я становлюсь уязвимым, потому что любовь включает в себя уязвимость, способность открыть другому человеку ребенка, сокрытого во мне. И все мы боимся этого, мы боимся включенности в любовь. Вот почему мы бежим от своей слабости и ищем укрытие в успехах, престиже и многих других доказательствах своей силы. И мир, который нас окружает, – это мир, в котором люди боятся любить».

Мы сейчас живем в мире, где все как бы определяется волей, стремлением человека не к Богу, а к власти, и способностью эту власть осуществлять, удерживать. Человек жаждет оказаться на виду, стать влиятельным, стяжать себе имя и славу. Сатана поощряет его в этом, говорит: «Смотри, сколько в тебе силы, возможностей. Не довольствуйся малым, у тебя будет власть над людьми».

И кому?то кажется, что это – единственный способ жизни, и можно не заметить, пройти мимо тех случаев, когда видим, что человек, живущий такой напряженной жаждой и удерживанием власти, истощает себя, калечит себя и очень многих людей вокруг.

Для лучшего понимания тайны умаления я хотел бы вдуматься в опыт общения ребенка и родителей, поскольку дети имеют особое призвание и назначение в созидании Царства Божия.

Что поражает нас в этих отношениях?

Ребенок – как икона, он побуждает нас к совершению внутреннего душевного движения. Перед иконой мы становимся иными. Ребенок, как и икона, как бы ждет от нас душевного усилия: войти в его мир, в его простоту любви и радости.