– Товарищи! Хотите, штуку разыграю над деревенскими дураками? – а сам это по–волчьи зубы скалит, и огонь в глазах этакий у него… погибельный!..

– И для ча ты рассказываешь, туз бубновый? – опять перебил его волосатый, приходя в гневное волнение.

– Помалкивай!.. Так–с. Хотите, говорит, штуку разыграю? Мы, конечно, спрашиваем:

– Каку таку штуку, Павел Никодимыч?

– А вот какую! – грохнул он по столу кулачищем. – Завтра обедню служить в церкви буду и народ причащать… самогоном!..

Мы это немножко побледнели и дрогнули, ну а потом, разошедши… все стало нипочем! Одним словом, «леригия опиум» и тому подобное… Чего уж там!.. Плевать с высокого дерева!..

На другой день, часиков это около десяти, один из наших в колокол ударил… Село–то ка–ак всколыхнется – звонят–де! Дивуются. Что такое? Мы объявляем, что–де власть, идя навстречу народу, разрешила Бога и даже попа прислала… Пошло в народе ликование. Валом повалили в церковь… Плачут от радости… Иконы в церкви целуют, цветами их украшают… Пыль с них смахивают…

Павел Никодимыч в ризы облачился, все как есть, по чину… Хор собрали из знающих… Старый дьячок припер…

Обедня у нас идет такая, что все в церкви ревмя ревут…

Волосатый парень, все время бросавший на рассказчика гневные взгляды, вдруг не выдержал, задрожал, побледнел и надсадно крикнул:

– Замолчи, сволочь!..

Прокричав эти слова, он обессилел как–то, повалился на скамью и сразу же захрапел пьяным, всхлипывающим сном.

Наступило маленькое перетишье.

– Ну, и что же, причастил? – косясь на спящего, шепотом спросил горбатый.

– Да, причастил…

Парень уж стал говорить тише и, видимо, с душевным смятением, стараясь побороть его лихостью глаз.

– Вот это, причастивши–то… выходит Вознесенский говорить проповедь… Господи Иисусе!.. Что было–то!.. Стал он крыть по матушке и Господа, и Матерь Его, и всех святых… Я от страха и дрожи стоять не мог… Так и пригнуло меня к полу… А народ–то!.. Господи! Что с народом–то стало!..

Тут парень призакрыл глаза, съежился и несколько раз вытер со лба пот рукавом шинели. Лицо его задергалось, зубы застучали, и руки заходили ходуном…

– Ежели не можешь, то не рассказывай… – посоветовал рыбак, тоже не зная, куда девать себя от волнения.

– Нет, надо досказать! – заупрямился парень, приходя в полубезумный раж. – Не могу не досказать!.. На чем это я остановился? Да! Народ это… Видали, как ураган крыши срывает да горы сокрушает?.. Так вот и народ!.. Ка–ак это бросился он на Вознесенского!.. Подмяли под себя да с хрипом, воем, ревом почали его сапогами, да кулаками, да подсвечниками по черепу, по груди да по всему хрусткому… до самого мозга, до внутренности… до кишок этих! Все иконы мозгами да кровью забрызгали!..

Парень охнул, закачался со стороны на сторону и попросил воды.