Преподобный Иоанн Кассиан сам был монахом и писал свои сочинения по просьбе епископов и настоятелей монастырей, которые обращались к нему с вопросами и за советами. Он начинает со страсти чревоугодия – начальной страсти, с которой надлежит вести борьбу монаху. Это фундамент, на котором строится монашеское житие, ибо монахи ведут особо возвышенную жизнь и без сугубой борьбы с чревом они не могут в ней преуспеть. Он приводит такой пример: сравнение с Олимпийскими играми, которые он еще застал37. На Олимпиаде сначала бывают отборочные соревнования, и только победившие в них допускаются к борьбе за медали. Так и в духовной брани: тот, кто не победил плоти в ее страсти чревоугодия, не допускается к борьбе за высшие монашеские добродетели. Кто желает вести жизнь равноангельную, должен начать борьбу с этой страсти (Книга 5, гл. 12–13).

Мы с вами не монахи. Может быть, кто-нибудь из нас когда-нибудь и сподобится монашеского подвига, но пока мы будем рассуждать как миряне. И, как миряне, мы бы не поставили эту страсть по своей важности на первое место. Хотя она важна и для нас. До начала Великого поста осталась неделя. Можно даже сказать, что он начинается с завтрашнего дня, потому что уже завтра начинается пост на мясо и воздержание от супружеских отношений, для тех, кто строго исполняет церковный устав. Это касается единомысленных пар, в которых оба супруга являются членами Церкви и сознательно желают соблюдать пост. А поскольку нам предстоит пост, то мы и начнем со страсти чревоугодия. Не потому, что это самая важная, самая глубоко поражающая нас страсть, а именно по этой причине.

В борьбе с этой страстью, как всегда и везде, нужно найти правильный, серединный путь, особенно нам, мирянам38. И не уклоняться ни налево, ни направо (см.: Притч. 4, 27). Мы уклоняемся направо, если пытаемся к этой страсти относиться по-монашески, то есть возводим на самый высший уровень и все свои силы сосредотачиваем на борьбе с ней. Свое же духовное преуспеяние измеряем тем, насколько мы преуспеваем в посте. И, как всегда, как только мы начинаем воспринимать несвойственное нам житие, мы немедленно пленяемся гордостью и тщеславием. Так как все страсти взаимосвязаны, то и бороться мы должны со всеми страстями, не оставляя в небрежении какую-либо из них. Отцы приводят сравнение с осажденным городом. Нет смысла защищать всю стену, оставив один участок открытым: враг ворвется через него39. С одной стороны, мы должны вести круговую оборону, хотя где-то на каком-то направлении мы можем сосредотачивать преимущественные усилия. С другой стороны, так как одна страсть порождает другую, то и успех в борьбе с одной страстью приносит нам сразу преуспеяние и на других участках фронта.

Так вот, как только мы начинаем пытаться воспринять несвойственное нам житие, начинаем выходить из чина, заповеданного для мирян, то мгновенно пленяемся тщеславием, и наше воздержание, вместо того чтобы приносить нам пользу, начинает приносить нам вред. Об этом пишут не только советующие мирянам, на это всегда обращают внимание писатели, которые пишут о борьбе со страстью чревоугодия для иноков. Они пишут: «Следите, чтобы борьба с этой страстью не ввела вас в гордость и превозношение». И действительно, люди, которые сильно напирают на пост, берут на себя какие-то дополнительные посты, начинают в подражание монахам поститься по понедельникам, обычно впадают в тщеславие, становятся превозносящимися, смотрящими на всех свысока: вот эти все ходят чревоугодники, ядцы-винопийцы, то ли дело мы. В общем, начинается фарисейство. Вот, чтобы не было у нас фарисейства, перед постом, в Неделю мытаря и фарисея, нам предлагается напоминание о том, куда мы можем впасть. Мы читаем о постящемся фарисее и непостящемся мытаре. Как превозносящийся, в частности своим постом, фарисей был осужден, а кающийся мытарь был оправдан. И в знак того, что мы отвергаем фарисейство, следующая неделя освобождается от поста в среду и пятницу. Мы не фарисеи, мы можем и не поститься два раза в неделю.

Со стороны уклонение направо видно хорошо, в самих себе мы это видим хуже и бываем часто увлечены примерами фарисейства. Нам кажется, что этот человек такой духовный и является примером для подражания. Все постятся в среду и пятницу, а он еще понедельник добавил. Он того-то не ест, он тогда-то не ест, он ест один раз в день и так далее. От таких вещей Отцы предостерегали даже в монашестве, особенно в наше время. Вообще усиленный пост и те подвиги постные, про которые мы читаем у древних Отцов, для нашего времени чрезмерны. Те, кто перелагал учение древних Отцов для современников, об этом всячески предупреждали40. Я приведу пример из писаний святителя Феофана Затворника – подвижника, практически современного нам, хотя уже и он во многом является для нас недосягаемой высотой. Он пишет одной своей корреспондентке – новоначальной монахине, которая, приняв монашеский постриг и переживая подъем благодати, взяла на себя в монастыре дополнительный пост. Он ей пишет: «Все мне нравится в Вашей жизни, нравится Ваше воодушевление, с которым Вы начинаете Ваше монашеское поприще, вот только этот постишка Ваш дрянной меня смущает». Он ей советовал его оставить, потому что выделение из среды наших собратьев ведет к тщеславию, которое является значительно более тонкой и погибельной страстью, чем чревоугодие.

Итак, нам не надо уклоняться направо. Уж если когда-нибудь мы решимся на какой-нибудь дополнительный подвиг поста (не так как все вокруг нас постятся), то это должно быть известно только нам и нашим духовникам. А для остальных должно быть сокрыто в тайне41. Пусть наша левая рука не знает, что делает правая (Мф. 6,3).

Уклонение налево – это когда мы вовсе пренебрегаем борьбой с этой страстью. Пренебрегаем, вспоминая слова, что не то оскверняет человека, что входит в уста, а то, что выходит из уст (Мф. 15, 17–18). Борьба с чревоугодием ведется через воздержание, а мы считаем, что это не для нас, это для монахов. Мы работаем, у нас тяжелый труд. Мы не можем воздерживаться, нам надо кушать, мы больны. Это тоже крайность, которой мы должны избегать. Мы должны помнить, что единственная заповедь, которая была дана первым людям в раю, была заповедь поста (Быт. 2, 16–17). И нарушение этой заповеди привело к страшнейшему падению. Мы должны помнить, что все преуспевшие в духовной жизни постились. И Церковь, сознавая, что мы миряне, мы работаем, что труд наш иногда очень тяжел, что сейчас время такое, когда здоровье человеческое, из-за его же собственных усилий и преуспеяний во грехе и небогоугодных занятиях, катастрофически пошатнулось, тем не менее поста не отменяет. Понимая, что устав поста, который записан в Типиконе, становится недосягаемой высотой, Церковь относится к послаблениям в пост снисходительно. Однако пост остается и никак не отменяется.

Преуспеяние в борьбе со страстью чревоугодия является для монахов пропуском на дальнейшее ратоборство с силами зла, с духами злобы. В какой-то мере это справедливо и для мирян. Когда я говорил об общих средствах, которые дает Церковь в борьбе со страстями, я не сказал о посте умышленно, чтобы сказать об этом сейчас. Пост, который противопоставлен страсти чревоугодия, является и для нас фундаментом и средством для борьбы против всех страстей. Итак, опасаясь уклониться налево и направо, будем держаться золотой середины.

Прежде чем мы будем говорить о посте, нужно сказать, что борьба со страстью чревоугодия не должна ограничиваться одним соблюдением постов. Плохо, если мы будем в посты поститься, а в остальное время объедаться. Это все равно как часто бывает в армии: вырой яму, зарой яму. Мы так с места не сдвинемся. Именно для этого Церковь сделала пост постоянным. Кроме больших постов еще есть посты регулярные: постные дни среда и пятница. Они установлены, чтобы мы никогда не забывали о борьбе со страстью чревоугодия, чтобы постоянно помнили о воздержании. Но и одними постными днями ограничиться было бы неправильно. Мы должны всегда стараться бороться с этой страстью.

Для монахов рекомендуется такой критерий этой борьбы: всегда оставаться чуть-чуть неудовлетворенными, вставать из-за стола с легким чувством голода42. Для монахов же сказано, что даже обычную разрешенную пищу в разрешенное время нужно вкушать с неким сокрушением сердца, что приходится уступить плоти и есть43. Для нас, мирян, это будет слишком тяжело. Мы можем смягчить это следующим образом: насыщаться, но не пресыщаться и вкушать пищу, которая нам дана Богом, с благодарением. Не с сокрушением, как монахи, а с благодарностью Господу за то, что Он нам ее послал.

Когда мы говорим о страсти чревоугодия, надо помнить, что страсть есть нечто чуждое нам, приносное, что только из-за многократных повторений греха и падений она стала как бы частью нашего сердца. В связи со страстью чревоугодия возникает вопрос: а разве желание кушать не является врожденным для человека? Разве не естественно это человеку? Конечно же естественно. Чревоугодие – это одна из тех страстей, которые опираются на естество, но тем не менее являются в чистом виде приносными страстями, ибо плоть нуждается в насыщении, а не в пресыщении. Пресыщение ей вредит. Это особенно заметно в наше время, когда человек желает всячески облегчить свой труд. За нас все больше и больше работают машины, а сами мы все меньше и меньше работаем телесно. В итоге мы боремся не с голодом, а, как правило, с ожирением. Пресыщение не есть потребность плоти, а есть развращенность, которая основана, во-первых, на естественном плотском желании, а во-вторых, на свойстве нашей плоти, которое было приобретено уже с грехопадением Адамовым.

Мы есть падшие существа, в том числе и плоть наша падшая. И нашей падшей плоти свойственно лукавство. Вот как об этом говорит преподобный Иоанн Лествичник: «(Чрево), и будучи пресыщено, вопиет: "мало!", будучи наполнено, и, расседаясь от излишества, взывает: "алчу!"»44. То есть у нас потерялся тот естественный барьер, который должен быть тогда, когда человек является образом Божиим, неискаженным и незапятнанным падением. Вот у детей гораздо более здоровое отношение к пище, чем у нас. Поели, наелись и пошли: больше не хочу. Конечно, и дети (даже еще неиспорченные) не являются совершенством, и у них с самого начала сломан естественный ограничитель, позволяющий плоти взять столько, сколько надо и что ей надо, а остальное не принимать. Однако дети находятся в гораздо более здоровом состоянии, чем мы. И мы видим, как на наших глазах дети падают, падают и, по причине постоянных падений, приобретают страсть к сладостям, к чему-то еще, а потом и к объеданию. Вообще, страсть чревоугодия разделяют на две части: чревобесие и гортанобесие. Гортанобесие – это пристрастие к разнообразной и вкусной пище, а чревобесие – это пристрастие к количеству, когда мы съедаем значительно больше, чем нуждаемся45. Нам надо каждый день, невзирая на то, постный это день или непостный, стараться не допускать чреву нас обманывать, то есть насыщать его столько, сколько оно на самом деле требует. Нам кажется, что этого можно добиться за один раз, если мы внимательно следим: вот оно требует, вот хотим, хотим, хотим, вот сейчас уже вроде нормально, главное не перемахнуть, и мы останавливаемся. На самом деле это, конечно, очень завышенная норма. Далеко не то, что чрево требует на самом деле.

И вот здесь нужно привести замечательный пример из книги, которую я многократно цитировал и буду цитировать, потому что это один из основных учебников аскетической жизни, – «Душеполезные поучения аввы Дорофея». Там есть рассказ о том, как авва Дорофей воспитывал одно свое духовное чадо – преподобного Досифея («Сказание о блаженном отце Досифее, ученике святого аввы Дорофея»). Это был воин из знатной семьи, жил в миру, служил в армии. Он воспылал любовью к Богу, стал много молиться. Сослуживцы сказали ему: «Досифей, в миру такую жизнь вести тяжело. Если ты желаешь жить такой жизнью, тебе надо идти в монастырь». Они отвели его в монастырь к авве Дорофею, который принял его на свое попечение. Воинов питали хорошо, они должны были быть в силах, это входило в их обязанность. Досифей совершенно не готовил себя к жизни в монастыре, вел жизнь мирскую. Он был человеком молодым, сильным, с растущим и укрепляющимся организмом. Зная это, авва Дорофей не стал его ставить на тот жестокий постный устав, который был в этом монастыре. Там питались один раз в день и только хлебом. Для нас уже одно это немыслимо. Давайте к этому относиться с поправкой на время. Авва Дорофей повелел Досифею соблюдать положенный режим, но сказал: «Ешь до сытости, только скажи мне, сколько ты съешь». Он пришел и сказал: «Я съел полтора хлеба». А в хлебе было четыре литры (литpa содержит около трехсот граммов). Авва Дорофей спросил его: «Довольно ли тебе сего, Досифей?» Тот отвечал: «Да, господин мой, мне довольно сего». Авва спросил его: «Не голоден ли ты?» Он отвечал: «Нет, владыко, не голоден». Тогда авва Дорофей сказал ему: «В другой раз съешь один хлеб, а другую половину хлеба раздели пополам, съешь одну четверть, другую же четверть раздели надвое, съешь одну половину». Досифей исполнил так. Когда же авва Дорофей спросил его: «Голоден ли ты, Досифей?», – он отвечал: «Да, господине, немного голоден». Через несколько дней опять говорил ему: «Каково тебе, Досифей? Продолжаешь ли ты чувствовать себя голодным?» Он отвечал: «Нет, господин, молитвами твоими мне хорошо». Говорит ему авва: «И так отложи и другую половину четверти». И он исполнил сие. Опять через несколько дней авва Дорофей спрашивает у него: «Каково тебе теперь, не голоден ли ты?» Он отвечал: «Мне хорошо, господин». Говорит ему авва: «Раздели и другую четверть надвое, и съешь половину, а половину оставь». Он исполнил сие. И так, с помощью Божиею, мало-помалу, от шести литр, а литра имеет двенадцать унций, он дошел до восьми унций». И на этом они остановились, потому что это была действительно его норма в условиях монастырской жизни. Если бы он был воин, наверняка ему нужно было бы больше, и это было бы нормально.

Здесь применяется, как я уже говорил, монашеский прием: выходить из трапезы с легким чувством голода. Нам не надо браться за такой подвиг. Я настаиваю – не надо. Для нас это будет то самое уклонение направо, о котором я говорил. Мы будем только питать наше тщеславие, а не подсекать чревоугодие. Если мы будем внимательно к себе относиться и останавливаться на состоянии: хватит, мы насыщены и больше не должны есть, то постепенно наши потребности будут снижаться. Мы это четко и ясно увидим.