Глава 8: Приготовление Сервия к монашеству. Поучения архиерея Сервию и его будущему старцу. Передача его этому старцу

До трех недель оставался Сервий посему у архиерея; архиерей излагал ему поучения о монашеской жизни с разными сказаниями из жизни древних отцов о ревности их подвижничества: когда они так собеседовали друг с другом, уязвлялось сердце благословенного Сервия любовию к монашеской жизни, и сказал он: «Позволь, отче, и мне успокоиться в монашеской жизни и поревновать о пути спасения». Архиерей говорит: «Хорошее дело избрал ты, благословенное чадо мое, но трудное; боюсь я, как бы ты в беду не попал бы в нем». Говорит Сервий: «Доброе слово изрек ты мне, отец мой, так как это и должно последовать со мной, ибо человек я грешный». Архиерей увидал смирение Сервия, подивился ему и сказал: «Поищем места благоприятного, мирного, тихого для помыслов. Вот и духовник тоже желает безмолвствовать, идите вместе; лучше вам находиться вдвоем, нежели быть тебе одному. Вот духовник, о котором я знаю, что он так господствует над страстями своими, как никто другой; он целомудр в мыслях и воздержан от страстей; если же, яко человек, имеет какие-либо слабости человеческие, то тебе подобает терпеть, дабы не потерять труда своего. Только внимай, чадо мое, так как путь сей есть узкий и прискорбный; сего ради подобает тебе побеждать терпением, ибо диавол никогда не успокаивается, никогда не ест и не отдыхает, но постоянно стремится победить и схватить душу человека. Так должен беспрестанно бороться и монах, чтобы победить и войти в Царствие Небесное. Ибо диавол постоянно ведет брань, чтобы победить (ревность) монаха и не допустить иноку войти в Царствие Небесное.

Итак, соберемся, чадо мое, поискать какого-либо спокойнейшего места, чтобы там безмолвствовали вы с духовным вашим отцом. До трех лет твори ему терпение (т. е. неси от него монашеский искус), потом приими премногочестнейшую и святую схиму монашеской жизни, ибо ненаказание безобразит ее; поэтому послушайся меня, чадо мое (и потерпи искус), так как научение монашеской жизни постигается гонением, алчбой, жаждой, наготой, клеветой и другими многими скорбями, случающимися в жизни. Если ты в силах переносить все эти скорби без всякого ропота и побеждать их наукою терпения, тогда принимай монашескую жизнь с божественной и ангельской схимой. Постригайся не только для того, чтобы красоваться черной рясой, как лицемеры; да будут и одежды твои траурные; не услаждай себя никогда новенькими рясами, но, как странник (каков ты еси), носи и одежду странническую, пока не достигнешь отечества небесного и тогда облечешься в ризы, которые купил себе терпением твоим во время земного странствия твоего. О, чадо мое, что за польза от очернения только тела нашего с угрюмым лицемерием, если возделывания терпения иметь не будем? Нетерпение наше погружает нас во глубину непокорства и всяких словооправдании. Послушай меня, чадо мое, прошу тебя я, недостойный! Если ты не намерен творить терпения, переносить скорбей и теснот, то не принимай преукрашающей ангельской схимы, ибо потом, за нетерпение твое, эта благоукрашающая сделается для тебя уродящей (т. е. будет тягостной).

Ради сего я говорю тебе, чтобы ты твоим терпением пребыл бы в искусе у духовного отца, бывал бы от него огорчаем богатящими огорчениями каждый день до трех лет, чтобы потом сделаться монахом благоукрашенным и душою и телом». Этому и многому другому наставлял его архиерей в течение вышеупомянутых трех недель. Когда прошли эти три недели, архиерей сказал слугам: «Пойдите, скажите духовнику, чтобы он пришел сюда». Слуги пошли и позвали духовника. Пока они за ним ходили, архиерей спросил Сервия: «Отчего ты сказал мне тогда ложь, что соблазнял молодую женщину и мальчика, сделав себя без вины виноватым? Я поверил тому и ты безвинно принял столькие муки». Сервий ответил: «Во-первых, ради любви к Господу нашему Иисусу Христу; во-вторых, потому, что если бы я сказал тебе правду, то ты мне не поверил бы». Архиерей говорит: «Да, правда, не поверил бы». Сервий: «А так как все равно ты не стал бы верить, если бы я сказал тебе правду, то я сказал тебе ложь, приняв на себя неправедную клевету, которой ты верил, но вышло к лучшему, так как ты убедился, что я не мог быть таким преступником».

Во время этой беседы пришел духовник; после взаимного приветствия архиерей взял духовника, посадил перед собою и, побеседовав, сказал Сервию: «Выйди немного вон, ибо мне надо исповедаться». Сервий вышел, и они остались вдвоем. Тогда говорит архиерей духовнику (сказав ему предварительно о своем намерении поселить его в пустыне с Сервием): «Что скажешь, духовниче, окажешь ли сию любовь, так как я сказал?» Говорит духовник: «Тяжко и преопасно это дело приходится мне владыко святый». Говорит архиерей: «Представь мне тяготы и опасности твои, сам же пекись лишь о душе брата твоего и о теле его; о душе, - стараясь спасти ее духовным окормлением, о теле, - стараясь не жалеть его, не давать ему вознерадеть, наказывать его, следить за ним и требовать с него.

Итак, до трех лет испытывай Сервия с божественною суровостию, пока не сделаешь его мбнахом. Не давай ему ни малейшей смелости, отнюдь не давай ему покоя и беспрестанно проявляй свою власть над ним, не попускай ему тщеславиться, ни свободно обращаться с тобою, ибо свобода обращения делает послушника подобным разнузданному коню, ибо поскольку конь прекрасен, когда у него уздечка на голове, поскольку же и безобразен, когда узда с него снимется, подобным сему делается и послушник, когда возьмет смелость и свободу в обращении (наипаче, к своему старцу), тогда в нем не останется вовсе благопристойности и почтения.

Послушай, духовниче, когда наложена узда на животное, сделает ли оно какое бесчиние? Очевидно, оно бесчиния не сделает, но постоянно будет смиряться и терпеть, что бы ты с ним ни делал. Если же его совсем выпустить из рук, что оно тогда сделает? Очевидно, вред, а не пользу. То же и с послушником. Послушник прекрасен, когда слушается старца своего, смиряется и терпит, когда старец не дает ему творить волю свою. Но если старец не будет обуздывать послушника, послушник будет попирать своего старца, будет старцем повелевать, старец же сам станет послушником своего послушника. Потом, когда Бог взыщет отчет от старца, что тогда делать будет старец, не владевший ни своею волей, ни своею властью, но сам бывший послушным послушнику своему? Если у старца нет никакого пристрастия (внешнего, или внутреннего, или малого, или большого) к послушнику своему, то он никогда не даст послушнику творить воли своей, но всегда будет держать его во власти старческой. Ради сего, прошу я тебя, чтобы ты Сервия держал бы во власти твоей, с величайшею суровостию, до совершения трехлетнего искуса. Испытывай непрестанно помыслы его, трижды и четырежды в день; да будет испытание твое вечером, в полночь, утром и в полдень; подробно испытывай его относительно тщеславия, не искушается ли он им, не бывает ли им побеждаем. Называй его всегда «нечистым»; тогда он будет вспоминать свое осуждение, когда был в грязи нечистоты. Если же он проявит нерадение, тогда да поставлен будет тобою на трое суток на молитву, причем опять испытывай, с какими помыслами он стоит. Если он будет стоять с благими помыслами, то пусть так и стоит до трех дней, в противном случае, если будет у него какой лукавый помысл, тогда поставь его только на одну ногу, а другую подтяни ему веревкой к шее. Тщательно испытывай всегда о осуждении; если он кого осудит, намажь ему все лицо коровьим калом, чтобы вспомнил он, как был наказан, когда стоял закопанный в земле и намазанный калом. Обращай внимание на то, чтобы он никогда не наедался досыта хлебом, дабы не обновился в нем дух (стремления) к погибельной блатности и дух непокорства. Отнюдь не давай ему носить новеньких ряс, ибо если будет хорошо одет, то будет тщеславиться. Пусть всегда пребывает в молчании; пусть ни мало, ни много, никогда не возражает, ибо это проклятое прекословие становит человека спорником, спорливость же делает его непокорным, непокорство же доставляет конечную погибель душе и телу. Погибель же вводит в бесстрашие к Богу. Небоязнь же Бога вводит во тьмы развратных страстей и в тьмы злых дел. Посему я и говорю тебе, чтобы ты отнюдь не предоставлял его воле своей, чтобы потом не быть тебе вместе с ним осужденным. И ласкового лица ему не кажи. Поскольку ты сам кроток, постольку суров с ним будь и всегда его испытывай. Когда же минет три года, тогда сделай его монахом. Прошу и молю тебя, духовниче, порадей, чтобы брат не погиб душою и телом; я же постоянно буду иметь заботу о всем телесном для вас, ты же всегда заботься лишь о душевном вашем спасении». После сих наставлений архиерея духовник, сказав: «Да будет воля твоя, владыко мой», - встал и положил метание архиерею. Архиерей же весьма возрадовался, видя, что духовник принял его внушения, прослезился и сказал: «Прошу тебя, духовниче, позовем Сервия, чтобы мне передать его тебе в руки твои; да будешь ему, как отец чаду, да правишь им, как отец чадом». Тогда привел архиерей Сервия пред духовника и сказал ему: «Вот передаю я тебя в руки духовнику, слушай же его. Слушая его, будешь меня слушаться, если же преслушаешь, как он тебя ни накажет за что, что он с тобою ни сделает, то я тебе делаю. Только ты переноси все с терпением, что бы ни делал он с тобой, хорошо зная, что, терпя ему, терпение будешь творить мне. Итак, чадо мое, положи метание отцу твоему». Положил благословенный Сервий метание, и облобызались они с ним; после того, как облобызались, сели. Говорит духовник: «Встань и положи метание архиерею». Тотчас встал Сервий, положил поклон, поцеловал руку, опять положил поклон и сказал: «Кланяюсь я тебе, владыко, за окормление меня, странника, каков я есм. Как окормлял ты меня странного, так ныне не оставляй меня в молитвах твоих: молись о нас, чтобы мне претерпеть суровость духовного отца моего, как согласились вы в вашем согласии». Этими словами Сервий хотел сказать, что он сам желает того, о чем перед тем втайне говорил архиерей духовнику, и что Сервий проразумел.

Глава 9: Поиски места для скита Сервием

Архиерей говорит духовнику: «Будем собираться, чтобы поскорей отправиться искать спокойное место для вашего поселения». Архиерей приказал слугам приготовить семь животных (верховых) на утро, чтобы отправиться в южную часть. Слуги говорят: «Откуда нам их взять? Кто нам даст их?» Архиерей говорит: «Идите к Иоанну, скажите ему, чтобы он нашел семь животных, ибо архиерей хочет отправиться в южную сторону; скажи ему, что если он хочет, то пусть и сам поедет». Слуга пошел к Иоанну, достал семь животных и привел их к архиерею. Архиерей говорит: «Где же Иоанн?» Слуга говорит: «Сейчас ему некогда, но вскоре придет». Архиерей говорит: «Поставьте животных, чтобы отдохнули, дайте им корму и готовьте все потребное».

Воссиял день и тронулись в путь. Людей было: архиерей, духовник, Сервий, Иоанн, Павел и слуга. Перевалив, достигли они южной стороны и остановились в одном местечке, называемом Питорион; там стали расспрашивать о искомом месте, но никто не знал о нем; только один престарелый стодесятилетний старик нашелся, который сказал: «Когда я был еще маленьким мальчиком, то пас овец; по преданию от отцов, то место называлось Васмос. Однажды, когда мы потеряли двух овец, искали их наверху и внизу и не находили, некто сказал нам: «В Васмосе пресвятом есть две овцы, одна черная, а другая белая; они так красивы, что всякому было бы в сладость поглядеть на них. Когда же мы на них смотрели, то одна белая вдруг почернела и до того стала красива, что нам было приятнее любоваться ею, чем делать свое дело, какое следовало. Услыхав эти слова от человека, мы подумали, что это наши собственные овцы, щедро заплатили человеку, чтобы он довел нас туда посмотреть; когда пришли на место, именуемое Васмос пресвятой, то увидали двух овец - одну черную и другую белую; когда мы подошли ближе, белая сделалась черной и до того стала красива, так засияла ее шерсть, что от вида ее померкли очи наши: вокруг ее было множество ягнят, и все черные; мы подумали, что это целое заблудшее стадо и вознамерились одну поймать, но раздался голос: "Не искушай овец, Иакове: сейчас пойду к игемону и он накажет вас". Услыхав, подумали мы, что это их пастухи оставили овец, ушли; на дороге, когда возвращались, нашли мы наших овец, которые были потеряны. Это только и ведаю я, владыко святый, и это тебе говорю». (Прим.: Это видение, как видно, было промыслительное; две овцы прообразовали: черная - духовника (т. е. монаха), а белая - Сервия, который еще не был монах, потом же сделался монахом (т. е. белая овца сделалась черной и засияла полученной благодатию. Множество черных барашков означало множество имевших здесь собраться монахов).