…как Он может дать нам есть Плоть Свою?...

Многие из учеников Его, слыша то, говорили:

Какие странные слова! Кто может это

слушать? ... С этого времени многие из учеников

Его отошли от Него и уже не ходили с Ним.

Ин. 6:52, 60, 66.

Значительную часть главы «Евхаристия» Павел Рогозин критике учения о пресуществлении, однако нигде не упоминая о том, что Православная Церковь не принимает его, что учение о пресуществлении – это учение Католической Церкви. В рамках православного богословия говорится о преложении, претворении Святых Даров в Тело и Кровь Христовы. Павел Рогозин пишет: «Обе церкви, западная и восточная, предлагают людям верить в чудо там, где никакого чуда не происходит. Чтобы убедиться в том, что хлеб и вино не пресуществляются или не меняют своей сущности и остаются теми же, какими были и до молитвы священника, нет нужды в сложных химических анализах. Вкус хлеба и запаха вина до молитвы о пресуществлении и после нее сохраняются»228. Видимо, автор уверен, что от внимания представителей Православной и Католической Церкви, наблюдения, касающиеся вкуса хлеба и запаха вина, ускользнули. Здесь снова напоминает о себе неосведомленность Павла Рогозина в вопросах теологии: суть католического догмата о пресуществлении (transsubstantiatio) – буквально «изменения по сущности» - как раз и заключается в том, что при изменении сущности хлеба в сущность Плоти Христовой, а сущности вина в сущность Крови Христовой, чувственные свойства хлеба и вина остаются по видимости неизменными, сохраняясь лишь как внешние случайные признаки (акциденции). Православная Церковь, всегда настаивая на реальности изменения хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы, не пытается объяснить его способ: православная евхаристическая молитва использует нейтральный термин – (гр. metaballo) «преображаться», «претворяться», «изменяться». Понятие «претворение» встречается уже у св. Иустина Мученика († в кон. 160 гг.) (Апология I , 66)229. Что касается природы евхаристического хлеба и вина, то православное богословие неизменно подчеркивает ее неизменность, видя в ее сохранении при преложении тайну Богоприсутствия в Св. Дарах, которую можно сравнить с человечеством Христа, принявшего «образ раба» (Флп. 2:7): «видится хлеб и вино, и обоняется хлеб и вино, и осязается хлеб и вино, обнаруживаются же и являются святые Тайны через действие свое. Так открылся и Бог, прикрытый человечеством»230.

Понимая Тело и Кровь Христовы, наравне с многими протестантами, как «простой символ и воспоминание»231, Павел Рогозин пишет: «Он (Христос. – М.О.) мог пресуществить вино и кровь, предметы последнего ужина, в действительную плоть и кровь, сделать хлеб тождественным той плоти, в которой Он в данный момент находился»232. Остается неясным, каким образом представляет себе Павел Рогозин трапезу Последней Вечери, если бы Господь предложил Своим ученикам Свое Тело и Кровь, видимые и осязаемые ими как физическое Тело и человеческая Кровь. В то же время истории Церкви известны свидетельства о том, как сомневающиеся в реальности претворения хлеба и вина в Тело и Плоть Господа, получали подтверждение тому, когда им внезапно открывалась подлинность этого чуда через видение в Евхаристической Чаше Тела и Крови Христа. Например, Ланчанское чудо (произошедшее в VIII в. в г. Ланчано (Италия), в церкви Сан-Легонций (ныне – Сан-Франческо)). Святые Дары, через которых Господь явил подлинность преложения хлеба и вина, до сих пор хранятся в г. Ланчано, став предметом внимания ученых XXв.233

«Называя вино кровью, а хлеб телом Своим, Иисус Христос воспользовался тем образным языком, каким пользовался почти всегда и какой так широко был распространен среди жителей Востока, … в данном случае, говоря… «сие тело Мое, за вас ломимое», Христос употребил слова как символы Его искупительной жертвы»234. Если «тело» и «кровь» - лишь образные символические выражения, то почему ап. Павел говорит о том, что многие из христиан, недостойно причащающихся Тела и Крови Господней, болеют и умирают (1Кор. 11:30)? Очевидно, что речь идет не об обычном хлебе и вине, образно сравниваемом с Телом и Кровью, а о совершенно особой пище и совершенно особом питии, которые сам апостол называет Телом и Кровью Христа: «Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова?» (1Кор. 10:16). О необходимости благоговейного отношения к участию в таинстве Евхаристии, о необходимости покаяния перед участием в ней в Дидахэ говорится: «В день Господень, собравшись вместе, преломите хлеб и благодарите, исповедавши прежде грехи свои, дабы чиста была ваша жертва»235.

Ранняя Христианская Церковь видела в Евхаристии подлинные, а не символические Тело и Кровь Христовы. Св. Игнатий Богоносец († на руб. I-II в.) пишет о Евхаристии: «Евхаристия есть плоть Спасителя нашего Иисуса Христа»236, «хлеба Божия желаю, хлеба небесного, хлеба жизни, который есть плоть Иисуса Христа, Сына Божия, …. И пития Божия желаю, - крови Его, которая есть любовь нетленная и жизнь вечная»237. Св. Иустин Мученик: «Пища эта называется у нас Евхаристией, и никому другому не позволяется участвовать в ней, как только тому, кто верует в истину учения нашего и омылся омовением в оставление грехов и в возрождение, и живет так, как предал Христос. Ибо (NB! – М.О.) мы принимаем это не как обыкновенный хлеб или обыкновенное питие; но, как Христос Спаситель Словом Божиим воплотился и имел Плоть и Кровь для спасения нашего, таким же образом пища эта, над которой совершено благодарение через молитву Слова Его и от которой через уподобление получает питание наша кровь и плоть, есть – как мы научены – Плоть и Кровь Того воплотившегося Иисуса»238. Св. Кирилл Иерусалимский (IVв.): «По совершении призывания хлеб делается телом Христовым, а вино – Кровью Христовой»239. Необходимо заметить, что Православная Церковь отнюдь не отвергает осмысления Евхаристии как воспоминания смерти Христа. Но Она и не считает его единственным. Молитва «анамнезис» - молитва воспоминания составляет важную часть евхаристического канона240, однако, главная смысловая точка Евхаристии – преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христа.

Вообще говоря, Павлу Рогозину свойственна странная непоследовательность мысли. Заявив, что Христос назвал вино Своей Кровью, а хлеб – Своим Телом, всего-навсего прибегнув к образному языку Востока 241, что слова эти – лишь символы, а значит, Евхаристия – лишь воспоминание о Тайной Вечере 242 и ничего более, вместе с тем, утверждается, что приобщение Телу и Крови Христовой в Евхаристии все же происходит. Как это возможно, если слова «плоть» и «кровь» есть лишь образные выражения? Рогозин утверждает, что это неизвестно, но тут же «разъясняет» образ этого приобщения – человек приобщается Телу и Крови Христовой (NB: не хлебу и вину, а все же Телу и Крови!) незримо, в своей душе243. Подобные рассуждения, на наш взгляд, не блещут последовательностью244.

Рогозин утверждает, что идея «…приношения бескровной жертвы за грехи тех, кто участвует в причащении, полностью отрицает единократное искупление грехов, единократной жертвы Иисуса Христа»245. Да, действительно, единожды в истории мира Богочеловек умер на Кресте за грехи многих (Евр. 9:28), единожды принесена всесовершеннейшая жертва за грехи (Евр. 10:10), один раз и навеки приобретено Искупление (Евр. 9:12). Но кто сказал, что Церковь это отрицает? Рогозин, стремясь опровергнуть возможность приношения Церковью бескровной жертвы за Евхаристией и подчеркнуть временной, исторический аспект Жертвы Христа, ссылается на послание к Евреям246, не замечая того, что это послание говорит как раз о внепространственном образе Христовой Жертвы: Первосвященник Нового Завета принес Свою Жертву в небесной скинии (Евр. 9:11; 9:24; 8:1-3). Соотношение между Евхаристией и Голгофской Жертвой помогает лучше понять именно эта богословская проблема: вопрос о месте жертвоприношения Иисуса Христа как Первосвященника Нового Завета. Учение Церкви о Христе как Первосвященнике и учение о Крестной Жертве Христовой главным образом основано на послании к Евреям. Исторически Кровь Христа была пролита на Голгофе, но послание к Евреям говорит о небесной скинии как о месте, где была принесена Жертва Господня. Временное и вечное представлено в послании к Евреям в нерасторжимом единстве. В жертвоприношении следует различать две стороны – заклание и приношение247. Дело священника - не заклание, а приношение (Лев. 1:5). Иисус Христос был заклан на Голгофе, но Свою Кровь Он принес в небесной скинии. Та же сопряженность, которая существует между смертью Христа на Голгофе во времени и Его жертвой в небесной скинии вне времени, утверждается Церковью между жертвоприношением на небе и многократным совершением Евхаристии на земле. Евхаристия названа жертвой уже в Учении Двенадцати апостолов: «В день Господень, собравшись вместе, преломите хлеб и благодарите, исповедовав прежде грехи свои, дабы чиста была ваша жертва»248. Во время совершения Литургии мы пребываем в той точке, где вечность пересекается со временем, и в этой точке мы становимся действительными современниками библейских событий, как их очевидцы249. Вместе с тем, события Жертвы Христовой – Воплощение, Тайная вечеря, Распятие, Воскресение и Вознесение – не повторяются в таинстве Евхаристии, но присутствуют при ее совершении в настоящем. Подчеркнем, что Евхаристия – не просто воспоминание, образное представление Жертвы Христовой, но подлинное жертвоприношение, однако не новое или дополнительное, а сама Жертва Христа, совершаемая вне времени Самим Христом250. Именно таинственный прорыв времени и пространства в Евхаристии позволяет понять ее жертвенный характер: удаленности по времени нет потому, что Христос всегда пребывает со Своей Церковью, присутствуя во Святом Духе: «се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28:20). Следовательно, Евхаристия, совершаемая здесь и сейчас, имеет вневременное содержание. Потому вопрос о том, повторяются ли в Евхаристии события из прошлого или нет, приобретает совершенно иной смысл.