С особой силой звучит на вечерне в последний раз: «Да исправится молитва моя», после которого идет, тоже последнее в Великом посту, последование Преждеосвященной литургии. Евангельское чтение на литургии (см.: Мф. 26, 7–16) вновь прославляет поступок грешницы и заканчивается словами о том, как Иуда пошел к первосвященникам и сказал: Что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему 30 сребренников, и с того времени он искал удобного случая предать своего Учителя.

В последний раз поется дивная песнь: «Ныне силы небесныя с нами невидимо служат», в последний раз читается «Господи и Владыко живота моего», и трипеснец Андрея Критского вводит нас на малом повечерии в горницу устланную, где Создатель с учениками Своими совершает Пасху.

Святой и Великий Четверг

Службы Святого и Великого Четверга посвящены одновременному оплакиванию начавшихся предательством Иуды страстей Господних и мистической радости Тайной Вечери, Вечери Любви. Поэтому содержание богослужебных текстов, как и характер их звучания, отличается двойственностью: в поразительном сочетании господствуют и печаль, и радость.

Соответственно торжественности наступающей минуты изменяется и характер богослужений. Смолкли вопли и стенания грешной души и не слышно более клика в нощи: «Се Жених грядет», ибо Жених уже пришел и в горнице убранной совершает великую Вечерю Любви. Вместо песнопения «Се Жених...» поется тропарь Великого Четверга: «Егда славнии ученицы на умовении Вечери просвещахуся, тогда Иуда злочестивый сребролюбием недуговав омрачашеся и беззаконным судиям Тебе, Праведного Судию, предает…» (ТП. Л. 424). В нем, изобразив мрачное состояние души предателя, недуговавшего сребролюбием, Святая Церковь обращается и к каждому «имений рачителю», чтобы он бежал от подражания столь «несытыя души, Учителю таковая дерзнувшия». В этом тропаре Церковь громогласно повторяет неоднократные предостережения Господа против безумной, богозабвенной привязанности к материальному богатству. На примере Иуды сбылись слова Спасителя: Не можете служить Богу и маммоне (Лк. 16, 13).

По важности воспоминаемых событий из земной жизни Христа Спасителя с этого дня до Фоминой недели по церковному уставу прекращается чтение Псалтири, поэтому сразу после пения этого тропаря бывает чтение Евангелия от Луки, повествующего как о приближении праздника опресноков и о приготовлении к нему учеников, так и о самом совершении Спасителем Тайной Вечери. Следующий за Евангелием канон (начинающийся словами «Сеченое сечется») с удивительной силой и глубиной раскрывает таинственный смысл этого события. В глубочайшем по содержанию и высочайшем по слогу каноне особенно ярко подчеркнуто неслиянное и нераздельное соединение двух природ, двух естеств Господа нашего Иисуса Христа — Божеского и человеческого — и их взаимное сопряжение, действие и участие в деле нашего спасения. Творец и Создатель, с неизреченной любовью склоняясь и приникая к созданной Им твари, зовет ее к радости соединения с Собою.

Канон начинается напоминанием о том, что Сам Господь ради нашего спасения сошел на землю: «Всевиновная и подательная жизни, безмерная мудрость Божия, созда храм Себе от Чистыя неискусомужныя Матере: в храм бо телесно оболкийся, славно прославися Христос Бог наш»43 (ТП. Л. 424; песнь 1, тропарь 1). То, что свершилось некогда в Вифлееме, когда Господь и Бог наш облекся в младенческую плоть человека, здесь, на Тайной Вечере, приобретает новый сокровенный смысл.

В следующем тропаре верующие призываются ко вниманию и благоговению, приличным наступающему времени: «душепитательную уготовляет трапезу, безсмертия же воистинну мудрость Божия растворяет чашу верным. Приступим благочестно…»44 (ТП. Л. 424), ибо сейчас будет открыто нам великое таинство: «Услышим вси вернии, созывающую высоким проповеданием, несозданную и естественную премудрость Божию вопиет бо: вкусите и разумевше, яко Христос Аз, возопийте: славно прославися Христос Бог наш» (ТП. Л. 424; песнь 1, тропарь 3).

Далее канон преподобного Косьмы Маиумского повествует о событиях Тайной Вечери: о прощальной трапезе Спасителя со Своими учениками, об установлении Таинства Евхаристии и о предательстве Иуды. Двойным чувством печали и радости проникнуто содержание канона: печали о начавшемся крестном восхождении Господа на Голгофу и радости о той великой Радости, которую Господь уготовал для всех любящих Его. Эта «крестная радость» и есть та подлинная духовная радость, которая нам ныне дается: «Избавительною всего рода человеча, Твоею, Блаже, Твоя ученики напоил еси веселия чашею, наполнив ю, Сам бо Себе священнодействуеши»45 (ТП. Л. 424).

Вдруг, неожиданно для учеников, их Божественный Учитель начал омывать им ноги, что было обязанностью слуги: Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их (Ин. 13, 1). В доказательство этой любви и в пример Своим последователям, «езера, и источники, и моря сотворивый, смирению нас наказуя изрядному, лентием опоясався, учеников ноги умы, смиряяся премножеством благоутробия, и возвышая нас от пропастей злобы, Един Человеколюбец»46 (ТП. Л. 425). Это был молчаливый ответ Спасителя на спор апостолов о первенстве. Когда же умовение закончилось, Господь сказал: Аще убо Аз умых ваши нозе, Господь и Учитель, и вы должни есте друг другу умывати нозе. Образ бо дах вам, да, якоже Аз сотворих вам, и вы творите (Ин. 13, 14–15). Об этом евангельском примере смирения еще раз напоминается в церковных песнопениях: «Смиряяся за благоутробие, ноги умыл еси учеников Твоих, и к течению божественному сия направил еси» (ТП. Л. 425).

Подготовив этим апостолов к важности предстоящего, Господь вместе с учениками вкушает пасхального агнца, последний раз в истории празднуя Пасху ветхозаветную, и совершается то, о чем ранее говорил Он и предсказывал Своим ученикам: Хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира (Ин. 6, 51), ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем (Ин. 6, 55–56). Облекшийся в плоть человеческую Господь и Бог наш причащает Тела Своего и Крови учеников, а через них и нас всех, любящих Его: Приимите, ядите: сие есть Тело Мое пийте от нея вси: сия бо есть Кровь Моя, Новаго Завета, яже за многия изливаемая во оставление грехов (Мф. 26, 26–28). Устанавливается Таинство Тела и Крови Христовой: «Христос учреди мир, Небесный и Божественный Хлеб: приидите убо христолюбцы, бренными устнами, чистыми же сердцы, приимем верно жремую Пасху, в нас священнодействуемую»47. «Пасха Христос есть велика и всечестная, снеден быв яко хлеб, заклан же яко овча: Той бо вознесеся о нас Жертва. Того Тела благочестно, и Того Крове вси тайно причащаемся» (ТП. Л. 423). Это чудо преложения хлеба и вина в Тело и Кровь Иисуса Христа было чудом любви Его, продолжением чуда Его вочеловечения и таинством соединения двух миров — Божеского и человеческого. По слову святителя Кирилла Иерусалимского, через Причащение верующие становятся «сотелесными и единокровными Христу». Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино (Ин. 17, 21). Это единение любви в общении Тела и Крови Христовых есть высшее исполнение церковного единства: оно и есть соединение во образ Единосущной и Нераздельной Троицы, о котором говорил Господь на прощальной беседе Своим ученикам. Как пишет святой праведный Иоанн Кронштадтский, «Богочеловек дал всеблагий, премудрый, прерадостный завет Церкви Своей — до скончания века совершать всеспасительное и самонужнейшее Таинство — Тела и Крови Его и причащения верующих»48. Таинство это необходимо, чтобы человек, по словам церковных песнопений, мог стать богом по благодати: «Питие новое паче слова, Аз глаголю во царствии Моем, Христос другом, пию, якоже бо Бог с вами боги буду»49 (ТП. Л. 425).

Творец и Владыка тварей, стихий небесных и земных, озера, источники и моря сотворивый, соединяет нас ныне с Собой до конца в непонятном человеческому разуму подвиге любви и смирения.

И как блаженные апостолы, вечерявшие вместе со Христом в Сионской горнице, соединились с Ним, так и нас Церковь в своем богослужении призывает: «Странствия Владычня, и безсмертныя трапезы на горнем месте, высокими умы, вернии, приидите насладимся, возшедша слова, от Слова научившеся, Егоже величаем»50 (ТП. Л. 428). Но кто может сказать, что он достоин этой Божественной Вечери и Трапезы? Как ответ на этот призыв, из глубины человеческого сердца вырывается стенание: «Чертог Твой,— умилительным напевом трижды поется в эксапостиларии,— вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду вонь: просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя» (ТП. Л. 429).