Опять стоим в Покровском храме. Да, у Б. Н. хиротония. Почему-то нас это волнует... С Б. Н. мы только здороваемся, очень мало и редко приходилось говорить... Но вот слова Владыки в алтаре: «Божественная благодать, всегда немощная врачующи...»CLI пронизывают до пят. Почему? Не знаю, но так остро это ощущалось... Служба пролетела очень быстро, проповедь не оставила желаемого впечатления... Авечером того же дня обязательно надо успеть в Успенский собор на Чин погребения. В Лавре по традиции он служится вечером первого дня праздника.

Нас провели через братский вход. Мы со страхом (что выгонят) прошли вправо, чтобы приложиться к Плащанице. Лаврская Плащаница, конечно, куда более впечатляет, чем любая другая... Жаль только, что все наспех, все с оглядкой на «блюстителей порядка», которые в такой момент, кажется, больше мешают, чем блюдут благоговение и тишину. Устраиваемся неподалеку от левого клироса. Служил недавно ставший архиереем молодой совсем владыка НикандрCLII. Пока у него нет еще такого отрешенного (от нас) выражения лица, которое бывает у важных персон. Кажется, сознание долга и ответственности делает его серьезным на службе. Дай Бог ему это подольше сохранить…

Стоим мы хорошо, то есть удобно для нас: и хор слышен, и чтецов, и служащих без напряжения воспринимаем. Конечно, не без сопутствующих всему и везде искушений, цель которых — рассеять, отвлечь внимание, раздражить, помешать сосредоточиться и в результате — пропустить мимо ушей такую службу. Мешали ребятишки: вертелись, разговаривали, безобразничали. Мать их печкой стояла, хотя посторонние делали им замечания. Отрешиться от этого, не замечать или хотя бы не рассеиваться, слыша и видя все, не просто. Надо уйти в службу целиком. Слава Богу, хорошо пел хор, видно было и икону Божией Матери с редким названием «Похвала Богоматери». Обычно видишь ее мельком, а тут есть время. Удивительно, как продумывали раньше всякую деталь! Крупные иконы видны с порога. Когда икону видишь, где бы ни пришлось стоять, легче отрешиться от земной суеты и прислушаться к службе. Здесь, на этой иконе, Богоматерь сидит на троне чуть склонив голову (знак внимания), Ее окружают пророки со свитками своих писаний. Жест Ее рук выражает сразу много оттенков Ее реакции на похвалу. Основной — это как бы передача ее Творцу (не нам, Господи, не нам, но имени Твоему86...). Лик и силуэт передают открытость, преданность, внимание и служение. Когда вспыхивает белый свет — загорается золотой фон, когда хор включает свой местный свет, боковой,— блики бегут по золотой разделке, оживляя окружение Божией Матери — цветы, фигуры предстоящих. Все хорошо, и даже очень: звучание юношеского хора, высокий золоченый иконостас, местный ряд икон, убранная белыми цветами сень над Плащаницей Божией Матери, сама Служба. Требуются и свои усилия, чтобы не слышать шум толпы, возню рядом, разговоры о всяких пустяках. Усилия эти тогда увенчаются успехом, когда поможет Господь, а без того можно только устать от старания. Пока рядом канонарх, можно слушать Службу, не заглядывая в книжечку, где она напечатана, а когда все вышли к Плащанице читать похвалы, тут уже придется уткнуться в нее, чтобы не пропустить ни слова. Читают все служащие, естественно, по-разному — кто разборчиво и четко, а кто и нет. Но это все мелочи. Особенно хорошо звучит третья статья, где стихи псалма читает один отец Владимир Назаркин, а хор поет похвалы на мотив греческого «Агиос о'Феос». Не так легко приспособить текст, но все-таки звучит очень торжественно, душевно...

На улице дождь. Уже стемнело. При хорошей погоде медленно, под звон колоколов, двигалась процессия с зажженными свечами вокруг Успенского собора. Теперь же решили не выходить под дождь, пройти крестным ходом внутри храма. Служба так хороша, что такой штрих, сокращающий, конечно, только внешнее величие службы, особенно не огорчает. Мы ринулись под дождь на электричку, а народ — прикладываться к Плащанице. Поневоле думаешь, что слишком много суеты в жизни, но что можно изменить? Только бы не потерять надежды на помощь и заступление Царицы Небесной.

На празднике Успения Божией Матери

28 августа 1991 года

В этом году праздник Успения Божией Матери у меня юбилейный: ровно 45 лет назад мы впервые переступили порог Лавры и были на службе в Успенском соборе. Больше нигде не служили. Открыли Лавру предпасхальным богослужением в 1946 году, никто нигде о том не оповещал, но слухом земля полнится, и люди узнавали об этом друг от друга весьма быстро. И верилось, и не верилось в те годы! Пока родные прособирались поехать, промелькнуло лето. Выбрались к престольному празднику Успенского собора. Как сейчас помню сырые серые стены собора, как бы нахмурившегося от многолетнего стояния без службы, без жизни. Поблескивал тусклым золотом высокий иконостас, во всем чувствовалась плененность недавним вынужденным молчанием и заброшенностью. И вот на склоне лет снова в этом соборе. Снова смотрим на икону Успения Божией Матери, поневоле приковывающую внимание: она одна из местного чина «раскрыта», то есть усилиями реставраторов освобождена от многолетних записей, которые «поновляли» ее четыре прошедших столетия. Помню ее до реставрации: тяжелый золотой фон, на котором силуэтом выступали все, окружающие одр Богоматери. Тогда мне казалось, что это оттого, что тайна покрывает в веках событие удивительной важности, к которому нельзя приближаться, чтобы не потерять благоговение. Теперь не могу не ощущать притягательную силу этой иконы, обновленной и как бы приблизившейся к нам. Только переступишь порог храма — и к ней приковывается все внимание. С порога видишь ее целиком. Огромная — 2,15 на 1,55 — икона выделяется в иконостасе своей светосилой. Соседствующие с ней иконы еще в плену записей и лака. Их тяжелое, как металл, золото фона только в солнечные дни как бы отступает, давая видеть изображение. На иконе Успения Божией Матери такого уже нет. Золотой фон здесь мерцает и светится, давая полную свободу всему многообразию оттенков золотой осени. Радостное ощущение и от сочетания золотисто-багряных красок с глубокой лазурью, и от звучания знакомых любимых стихир, и оттого, что мы находимся здесь, под сводами этого величественного собора, и ничего другого в этот момент не хочется.

Говорят, что где-то так празднуют Успение, что кажется, будто Сама Царица Небесная сходит на землю. Думаю, что это не оттого, насколько где-то величественно и торжественно проходит праздник, а оттого, как глубока любовь к месту празднования. Кто любит этот праздник проводить в Лавре, тому уже не хочется в такой день быть где-то в другом месте. По себе знаю: где бы ни приходилось бывать в любые праздники — тянет только в Лавру преподобного Сергия. Не берусь судить о том, где сильнее ощущается присутствие Божией Матери, скорее всего это зависит от твоей души, ее настроенности, ее открытости Богу. Знаю только, что редко где можно еще встретить подобную икону Успения, где бы так явлена была «боголепная» слава Пресвятой Богородицы. Выражена она явлением Господа и жестом Его: Он держит душу Ее так, что вспоминаются слова канона: «честь Тебе яко Сын Матери даруя». Держит с трогательной заботой и любованием. В верхней части иконы — восхождение горЕ души Божией Матери. Ее, восседающую на троне, Ангелы возносят к Горнему Царству. В песнопениях звучит обращение к стражам небесных врат: «се Всецарица Богоотроковица прииде. Возмите врата...»CLIII. Белый цвет Ее риз зримо выражает то же, что мы слышим: «гряди, Чистая...». Стоять бы лучше поближе, смотреть, слушать, благодарить Господа и Пресвятую Богородицу за то, что вернули Ее икону из «укрытия» поздними записями в действующий собор, где каждый может видеть ее, радоваться, всматриваться, вслушиваться и благоговеть. И конечно, благодарить, благодарить от всей души.

В этот раз как-то больше за душу тронул Чин погребения, совершаемый в Лавре по традиции в сам день праздника. Днем было серо, несколько раз принимался идти дождик. К вечеру стало светлеть. Очень хотелось увидеть на небе ясный голубой «богородичный» цвет небесной лазури. Для этого я вопреки здравому смыслу в дождь выхожу пораньше, чтобы успеть до начала службы пройти одну остановку пешком. Выхожу из электрички на почти пустую платформу. Идти по шоссе неинтересно, а поселком — мокро и грязновато, но зато какое блаженство идти одной! День будний, среда. Вокруг так хорошо, что слов не найти для описания. Такая блаженная тишь! С деревьев cпадают капли недавнего дождя, небо потихоньку очищается, проступает понемногу голубец наших северных мест, такой чистый, такой ясный, будто светящийся изнутри. Спешу пробежать тропинками поселок, чтобы медленнее пройти лесом, величественным, хвойным, где много больших елей. Они серебрятся от недавнего дождя. Внизу голубеет озеро. Редко когда оно так свободно от шума купающихся, от ярких пятен пляжных костюмов, от криков и движения. Озеро неописуемой красоты. Мысленно представляю здесь скит, небольшую церковочку, тихий звон и молитвы иноков... Но нельзя уходить в мечты и представления себе того, чего нет, надо спешить и здесь, чтобы не опоздать к службе. Еще не так мало предстоит пройти. Последние участки позади, впереди золотой купол Успенского собора. Теперь бы не отвлекаться ни на что, когда уже на месте. Хочется, чтобы рядом не разговаривали (это неизбежный спутник нашего нечувствия, неблагоговения, неумения ценить храм как дом молитвы87), меньше бы мешали «блюстители порядка» , часто ведущие себя совсем не так, как надо. Но, слава Богу, мы стоим здесь, стараемся отключиться от всех помех и слушаем похвалы. Написаны они по типу Службы на погребение Спасителя и переведены с греческого профессором Холмогоровым 145 лет назад. Их кое-где исправил митрополит Филарет (Дроздов). Хотелось бы, чтобы местами он написал короче, четче, яснее, но... и так отдельные фразы очень хороши. Ученые мужи не хвалят эту Службу, и пусть себе — как знают... Лучшей нет, а если эту отложить на неопределенный срок (до написания оригинальной, ни на что не похожей), то будет еще хуже... Нам, тонущим в суете, нужно не раз и не два обратиться мысленно к празднику, услышать Службу, не раз повторить стихиры... Нужно задержать внимание на прославлении Богоматери, побыть в атмосфере церковного величания Пречистой, чтобы совсем не очерстветь, не задохнуться в делах и заботах. Служащие отцы во главе с отцом наместникомCLIV стоят вокруг легкой сени над Плащаницей. Легче следить за чтением, когда смотришь в книжечку со Службой. Неужели не придет отец Владимир к третьей статье? Он уже несколько лет читает слова псалма, а хор поет похвалы на мотив греческого Трисвятого. Этот момент по исполнению мне более всего нравится. Кажется, что лучше всего было бы, если б читал так отец Владимир всю 17-ю кафизму, и никого больше не надо. Даже многочисленных участников этого праздника, вышедших к Плащанице, беготни помощников... но, конечно, к хору, тем более мужскому, это ни в коей мере не относится. Просто не всегда, видимо, думает начальство, что лишняя суета, мелькание на солее фигур, что-то приносящих и уносящих, мешает нам сосредоточиться, нам грешным, у кого и без этого рассеивается внимание. Кто может стать выше этих мелочей, того не отвлекает ничто, а в помощь нам заповедано благоговейное и спокойное служение...

Но вот кончили 17-ю кафизму с похвалами, духовенство вернулось в алтарь, с клиросов полились призывы: «Благословенная Владычице, просвети нас светом Сына Твоего»CLV. Мольба о просвещении светом Сына Божия предстательством Богоматери продолжает Преображение. Только что, накануне предпразднства Успения, заканчивается во времени праздник Преображения ГосподняCLVI, но не кончается жажда преобразиться, измениться «лучшим изменением». Познание нашей духовной немощи Церковь возносит над землей к престолу Владычицы прося Ее ходатайства и заступления. Даже тогда, когда явно ощутить этот свет не удается (мешает глубоко укоренившаяся гордыня, которая и даром Божиим может питаться, принимая его как должное и возносясь в пагубном тщеславии), Господь милует человека по молитвам Божией Матери, радуя его душу красотой творения. И это — дар Божий, и он, как радость жить, двигаться, созерцать, достоин самой искренней благодарности, удивления, благоговения. Что это так, убеждают нас толпы с серыми, скучными, ко всему равнодушными лицами, иногда и в детстве не знакомые с тем, какой может быть самая обычная радость жить, видеть солнце, небо, землю, слышать шорохи и звуки обычной жизни. Об этом же свете мы слышим другие слова: «во свете Твоем узрим свет». «Твой свет» — это свет Лица Божия, и только в лучах такого света возможна жизнь, сознаем мы это или нет.

Настало время собираться в обратный путь. В узких окнах собора давно сгустились сумерки. Уже прикидываешь в уме: успеешь ли на такую-то электричку. Это мешает слушать и слышать канон. Ждешь славословие, чтобы после него двинуться ближе к выходу. Зашевелились хоругвеносцы, забегали ребята, раздвигая народ, двинулось духовенство с Плащаницей вокруг Успенского собора. Над тихим городом поплыл редкий звон. Огоньки свечей в руках у людей, неспешно идущих крестным ходом. Мы одним глазом смотрим на торжественную процессию, другим на дорогу к своей электричке. Скатываясь под горку, слушаем звон на бегу. Жаль, что всю жизнь бегом и все наспех, но если иначе не получается, пусть лучше так, зато в Лавре. Помехи, конечно, неизбежны везде, но и они бы меньше вредили, если бы внимательнее, собраннее, с большей сосредоточенностью провела бы Успенский пост, не зря же он предваряет праздник. Но и при всей своей неподготовленности, своем недостоинстве, при всех упущениях, слава Богу, можно было в этот день быть в Лавре. Слава Богу, что в Успенском соборе теперь такая икона. Ее вполне можно считать средоточием всей духовной силы и мощи этого древнего собора, когда-то задуманного Иоанном Грозным как более достойное место нахождения святых мощей великого Аввы (по сравнению с меньшим по площади Троицким собором). Размыслив и убоявшись свою волю поставить выше воли преподобного Сергия, Грозный не отказался построить собор, а мощи преподобного Сергия переносить не дерзнул без явного соизволения на то самого Преподобного. Слава Богу, что в наше время есть возможность молиться в этом соборе или хотя бы слушать службу, даже просто присутствовать на ней. Это, конечно, и ответственно, но если есть возможность, надо ею пользоваться и благодарить.

Мы плывем в ночь на электричке. Народу уже мало. За окнами сплошная темень. Хочется, чтобы праздник не проходил, продолжался в душе, чтобы подольше звучали в памяти стихиры праздника, чтобы посторонились все преграды, отвлечения, не мешали мысленно пребывать в том, что видели глаза, слышали уши, на что отзывалось сердце. В какой бы скромной мере это ни было — слава Богу, от всей души — слава! Только бы не прошло бесследно, не погасло так, не затерялось в потоке будней. «Благословенная Владычице, просвети нас светом Сына Твоего!»