Вечером в Даниловом монастыре слушаю праздничные песнопения в хорошем исполнении. Небо чистое, темное. Видны звезды, что в Москве редкость, и полный серп луны. Кончается первый день Рождества Христова.

Богоявленский сочельник

18–19 января

Жаль, что нет под руками Минеи праздничной, или нет времени вникать в слова богослужебных текстов до службы, или нет того и другого вместе. Верно заметил отец Иоанн КронштадтскийLVIII, что чтение Минеи укрепляет веру. Интересно: тем, затронутых в Минее, больше, чем в проповедях, даже больше, чем в богослужении (не всё ведь читают). Совсем другое впечатление от службы, если заранее можно прочитать паремии, стихиры, каноны. И вот, слава Богу, есть возможность пробежать глазами Службу. Внимание задерживают слова: «Се Просвещение верных, се Очищение наше внити хощет во струи речныя, яко да скверну отмыет злобы человеческия и обновит сокрушенныя ны»LIX. Церковь от нашего лица не стесняясь говорит о том, о чем мы говорить не решаемся, да и думать не очень спешим: злоба нас оскверняет. Кто не подвержен ее тлетворному действию изнутри, тот, как правило, терпит от тех, чья злоба не довольствуется собственным сосудом, но рвется расплескаться вокруг. Очень тонкие замечания можно найти в богослужебных текстах. У нас впервые в жизни появилась такая возможность — держать в руках толстые книги (Минеи богослужебные).

Служба сочельника неотделима от праздника, и потому очень жаль всех, кто лишен возможности заметить это единство, быть в храме в сочельник. Хорошая служба в сочельник — часы, паремии. Через все услышанное проходит идея очищения мира через погружение Господа в воду, все собой проникающую, несущую всему освящение и исцеление. В этом снисхождении к людям и стремлении освободить мир, зараженный злобой, обезвредить, оживить силой Духа Святаго все на свете — человека и природу — можно видеть и удивительное уважение к человеку, желание поднять образ Свой до подобия Себе в любви к миру, людям, всему творению. К сожалению, об этом не говорят в проповеди, а стоило бы. Не случайно в тропарях после трех первых паремий14 звучит: «Человеколюбче, слава Тебе», а еще раньше: «Да просветиши во тме седящия». Во тьме... Это о язычниках времен Иоанна Крестителя? Или об иудеях, ждущих Мессию? Или и о нас, что-то знающих умом и часто сердцем далеко отстоящих... Наверное, обо всех, о каждом... тогда и теперь. Читают дальше о перенесении Ковчега, о взятии Илии, об очищении Неемана от проказы15. Опять тропарь о грешниках, которым «явился еси, Спасе наш...». И почти те же слова про сидящих во тьме, не осененных светом. И снова антифонно звучит слава Богу. После этого грозные и ясные слова пророка Исаии16 — «евангелиста до Христа», как его называют. От имени Господа он говорит о необходимости омыться от лукавства души. Сколько веков с тех пор пробежало, а лукавство до сих пор сдерживает многих, мешает простосердечно и открыто относиться друг к другу. Чаще всего лукавством враг всякого добра разбивает добрые отношения, разъединяет людей. Потому, наверное, Пророк говорит: хотите себе добра—оставьте лукавство, научитесь делать другим добро. Тогда и грехи не помеха: Бог учешет душу, как свежевымытую шерсть. Не хотите — меч вас пояст. До сего дня неразрешима эта задача: поверить Богу, оставить подозрительность, боязнь оказаться осмеянным во мнении других, прослыть недалеким, непрактичным, просто глупым, если идти другим навстречу с добрым сердцем. Опять в паремиях об Иакове, о дочери фараона, нашедшей в воде Моисея, о Гедеоне и молитве пророка Илии17 и, наконец, последняя паремия18 с такими трогательными, утешительными уверениями: забудет ли мать свое дитя, но если и она забудет — Я не забуду тебя. И — литургия. Быстро она пролетает, и уже освобождают дорогу духовенству для Великого водоосвящения. Хор поет, призывая принять «Духа премудрости, Духа разума, Духа страха Божия». Легко сказать — приимите... когда все это будет для других, а в себе не находишь ни премудрости, ни разума, ни страха Божия... Пророчества Исаии19 обращены к нам, расслабленным: Укрепитеся руки ослабленныя и колена разслабленныяутешитеся, и рцыте малодушным мыслию:укрепитеся и не бойтеся, се Бог наш суд воздает: Той приидет и спасет нас. Как бы научиться жить с надеждой, что найдется место среди собранных от Господа? Как надеяться на веселие вечных, когда живешь в бесконечной суете?.. В следующем отрывке из пророчеств того же Исаии слышим: Взыщите Бога... и обратитеся ко Господу Богу вашему и помиловани будете, яко помногу оставит грехи ваша. В Великой ектении звучит общее моление Церкви о том, чтобы разорился всякий лукавый совет, на нас движимый. Церковь знает связь между нашим внутренним состоянием и действием на него врага, потому и молится, чтобы Господь изъял нас «от всякаго навета и искушения сопротивника» и достойными соделал обещанных благ. Мы связь эту чувствуем, но не всегда так четко, чтобы молиться об укреплении. Да, враг способствует затемнению сознания, чтобы каждый из нас считал себя способным и сильным, тогда как силен он лишь с помощью Божией, а без нее быстро оказывается подавленным и мрачным. Молитва предстоятеля кончается освящением воды и... неизменным шумом в толпе. Конечно, всегда пробуют урезонить всех, но, наверное, делать это надо не в последний момент перед раздачей воды после освящения, а почаще и побольше говорить с людьми простыми, доступными пониманию словами. К сожалению, почти не слышно, чтобы с амвона учили стоящих в храме молчать. Просто молчать, чтобы не мешать другим. Тогда, конечно, надо начинать с алтаря и учить молчать работающих в храме в первую очередь...

Но пора вернуться к службе, уже вечерней, то есть к всенощному бдению. Время летит быстро. Вот-вот запоют: «С нами Бог!». Все знакомое — слова, мелодия... как и чувство сожаления, что они все-таки не во всей полноте входят в душу (жизнь подтверждает это). Не скажу, чтобы оно разъедало горечью, просто хотелось бы, чтобы упование было живее, действеннее («и уповая буду на Него и спасуся Им»), чтобы Советник («чуден Советник») живо и непосредственно, впрочем как найдет нужным, Сам руководил, оберегая душу от страха, смущения, неведения, раз «с нами Бог» — «крепок, Властитель, Начальник мира». Великое повечерие идет своим чередом. Хочется, чтобы «свет Твой, Господи», знаменовал нас (то есть был нашим отличительным знаком, своего рода знамением). «Свет неприступный». Какие емкие определения! И как он нужен в жизни, ведь «от юности моея мнози борют мя страсти»! Если слушать, только слушать, что поют и читают, то легко заметить, что переплетаются постоянно две темы: Свет, просвещающий «сущая во тьме», Свет Святой Троицы, и очищение, освобождение от скверны греховной.

В довершение — ночная служба с первой ранней литургией. В Лавре ее еще совершают в ночь Богоявления, в других местах, даже рядом, в Академическом храме,— нет. Когда-то, даже я помню, и на приходах ночью служили, но это отходит почему-то быстрее, чем можно желать, как и традиция ночью совершать Чин погребения Спасителя. Да, ночью труднее, особенно если после бессонной ночи ехать из Посада в Москву на работу, но... слава Богу, ничего... живы остались, и даже без всякого сожаления. Даже наоборот. Просто вспомнилось, как, подремав в электричке, на некоторое время удавалось несколько раз заехать в московский лес, начинавшийся прямо у открытой платформы метро «Измайловская». Походишь утром по морозцу—и не заснешь, и красотой напитаешься, и тишине нарадуешься, и песнопения церковные еще в памяти прозвучат... А потом доспишь — какая беда? Зато столько светлых впечатлений! Нет, хорошо, слава Богу, что была такая возможность... Особенно в молодости жалеть себя не стоит, пока есть силы... И опасения: ох, устану, переутомлюсь...— пустые. Куда значительнее то, что человек может получить, даже просто внимательно слушая службу, чем то, чего боится на время лишиться (привычного отдыха, сытого желудка). Слава Богу за все!

На Крещение

18–19 января 1994 года

Мне очень хотелось попасть на праздник Крещения Господня в Лавру. Там служат ночью, как и на Рождество. Народу на ночную службу обычно остается меньше, а она так хороша, что и слов не подберешь. Но прежде чем ехать в Лавру, надо быть на службе крещенского сочельника. Она долгая, светлая и, как ни странно, здесь удивительно спокойная. Здесь — это в храме святителя Николая в Пыжах. Второй раз я в нем в такой день. За всю жизнь встретила первый храм, где не шумят, не толкаются из-за святой воды. Служба в центре внимания, а святой воды дадут каждому сколько надо, но тихо, без суеты, спешки, шума. Говорят, по детям можно судить о родителях, по пасомым — о пастыре. Приход, где люди могут вести себя благочестиво и не уничижать службы толкучкой и базаром — это награда пастырю. В данном случае радостно за отца Александра. Многие настоятели этим не похвалятся. Хорошо организовано, ничего не скажешь.

После этой службы собираюсь в Лавру. Как всегда, приходится спешить. Сажусь в вагон едва ли не на единственное свободное сиденье. Окно запотело. Смутно видно, как тонут в снегу кустарники и придорожные посадки. Лес как в сказке. Синеют сумерки. Это последняя электричка, которая должна доставить вовремя. В Посаде удивляюсь обилию снега. Под ним ледяная корка. Ноги расползаются, идти трудно. Сползаю первым переулком, замечая попутно, какими пышными слоистыми сугробами завалены крыши маленьких домиков. Зажигались огни в окнах, когда над тихими домишками «охранной зоны» Сергиева Посада поплыл лаврский звон.

При входе на территорию Лавры замечаю огромную толпу, спустившуюся к маленькому кладбищу против Духовской церкви. Эти — за водой! Служба вроде бы и не обязательна. Стоять будут часами! В притворе Троицкого храма не протиснуться... Кое-как одолеваю давление шумной массы и пробираюсь к дверям храма. Здесь свободнее, даже просторно. Жмутся к решетке. Из притвора шум растекается, мешая читать и слушать. «С нами Бог!» — грянул хор, и вспыхнувший в этот момент свет прогнал шум. Пропели тропарь, прочитали шестопсалмие, и на полиелей вышел отец наместник со многими сослужащими архимандритами, игуменами и иеромонахами. Служба хорошая, только почему-то не стали петь светиленLX, а он мне так нравится.