Конечно, речь о вселенских святителях Василии Великом, Григории Богослове и Иоанне Златоусте. Была возможность попасть на этот праздник в Покровский храм МДА, чем грех не воспользоваться. Кроме обычного для всех христиан уважения ко вселенским учителям, служба интересна еще и тем, что многое в ней в этот день звучит на греческом: ектении, псалмы, молитвы. Смесь языков богослужения расширяет мир, приближая неведомую и в свое время великую Византию. Хорошо, конечно, в таком случае иметь молитвенник с текстами литургии. С его помощью легче не путать ектении и следить за службой. Проповедь — классическая по умению говорить: говорить и ничего не сказать. Почему всегда грустно слушать общие слова? Даже, если честно, обидно. Выходит, что ни скажи — сойдет. Никто нигде никому не выразит недовольство. Говорят: не критикуй, не требуй, не суди... Да «не суди» — это еще не значит — «не рассуждай»... Но лучше сейчас подумать о том, что есть, слава Богу, что почитать. И подумать, с помощью прочитанного, о том, что святители, почитаемые всем православным миром, жили далеко от нас и очень давно — в IV веке. О них скорее всего говорят изучающим историю Церкви, историю различных заблуждений, например арианства. Это чаще всего не всем доступно. Но главное — все мы встречаемся с действительно великими святителями почти ежедневно, если, конечно, молимся молитвами Церкви. Встречаемся, не задумываясь, а потому не зная и не ценя такой встречи. Когда и где? Дома — раскрывая молитвенник, а в храме — присутствуя на литургии. Это же они постарались четко выразить духовный опыт предшествующих веков в словах, дошедших до нас. Это они — например, святитель Иоанн Златоуст — позаботились о том, чтобы помочь нам учиться молитве, зная, о чем и как просить Бога. Очень стоит раскрыть молитвенник там, где напечатаны двадцать четыре краткие молитвы святителя Иоанна Златоуста (в вечерних молитвах), и перечитать их не наспех и не все сразу, а по одной. Они составлены им для того, чтобы каждый час мы вспоминали одну из них. Теперь опытные в духовной жизни священники советуют выбрать из двадцати четырех те, которые более других соответствуют нашему состоянию, и повторять их почаще (например: «Господи, избави мя всякаго неведения и забвения, и малодушия, и окаме-неннаго нечувствия»). Если бы этот совет стал для нас правилом, то мы бы многое в себе увидели: и то, что не хочется этим заниматься, и то, что лень себя понуждать, и то, что кажется скучным жить трезво, и то, что хочется найти для себя тысячи причин — только бы не заниматься этим.

Из святителя Григория Богослова стоит вспомнить одну фразу: «Да будет моим сокровищем Христос, прочим же пусть владеет мир» — и ее хватит для обдумывания и руководства на много не дней, а лет!

А молитвы святителя Василия Великого! Хотя бы взять самые доступные из числа положенных ко Причащению, продумать их, принять как утешение, дошедшее к нам из дальних веков. Утешение уже потому, что был Святитель, истинно великий, который мог сказать Богу вместе со всеми нами, например, так: «не обличи мя грешнаго, но сотвори со мною по милости Твоей». Все это открыто всем, доступно, только пролетает мимо нашего внимания. Потому (чтобы вернуть это внимание) и память им Церковь установила и каждому порознь, и всем вместе. (Когда-то в это время приезжал митрополит Антоний Сурожский и мы давились в Хамовниках...) Да, знать о таких святителях побольше очень бы неплохо. И учиться думать, пользуясь теми знаниями, какие всем открыты. И язык древней Византии знать бы неплохо, хотя это уже не так легко... Слава Богу, что хотя иногда, в такие праздники, можно прикоснуться к стихии древнего Вселенского православия, вспоминая и обстановку тех, очень нелегких, лет, и самих святителей, и их переживания, и их дружбу, и их отношение к общечеловеческим ценностям, к культуре классической Греции, тогда еще языческой... Многому надо учиться у них, поэтому Церковь и присвоила им определение: «вселенныя учители». Как емко и точно! И на все века. Слава Богу, что нам дана была такая возможность и что она тоже под сенью Лавры, в «большой келии преподобного Сергия», как называют Духовную Академию.

Вечер Прощеного воскресенья

Кто-то нам сказал, что очень хорошо проходит Чин прощения у студентов Академии. Пошли в Покровский храм. Все как везде читается и поется. Служба недолгая. Дошло и до прощения. После предварительного «слова» все стали просить друг у друга прощение. Не один общий поклон всем, как везде, а каждый кланяется каждому. Отцы на солее начинают. Естественно, все они там не помещаются, цепочка растягивается на клирос, потом в храм, образовав петлю на площадке перед входом. Не хватит и периметра храма — ребят-то сколько. Вероятно, очередь будет змеиться в храме, сползет на лестницу, там еще заполнит собой пространство у входа... То, что они здесь, что их много, вживляет в душу ощущение соборности, жизни в Церкви и ее вселенского масштаба. Мы не ждем, пока все попрощаются, пробираемся через цепь, спускаемся вниз.

За колокольней яркий пологий месяц и звезды. Легкий снег, срывающийся с неба, не успел еще набросить на это ночное свечение прозрачной пелены. Он сияет отдельными снежинками в свете фонарей. Как всегда, надо спешить на электричку. Думы самые прозаические: все ли скоромное съедено, нельзя же выбрасывать или доводить до того, чтобы пропало. Пасха еще так нескоро, что о ней в этом смысле и думать нечего. А Великий пост? Как прошли подготовительные недели? Как все продумано у святых отцов?! Для внутренней подготовки — четыре недели (вместе с Неделей о Закхее), а для внешней — постепенное уменьшение «всех благ» и завершающая сырная седмица, редко кого ограничивающая в количестве и разнообразии яств. Как ни говорят, что пища — не главное, но именно постом чувствуется, как тесно мы связаны с землей, как зависим от нее, как мало можем сами... и как необходимо сочетание поста внешнего и молитвы. Все это давно проверено и оценено людьми верующими и опытными. Нам бы только дал Бог сил и на пост, и на молитву.

Великим постом

Сколько раз думалось: постоять бы Великим постом в Лавре! И вот дал Бог такую возможность. Стоим, слушаем. В потоке знакомых, но неуловимых из-за обилия псаломских сравнений, обращений к своей душе и к Богу выделяем, естественно, молитву преподобного Ефрема Сирина. Хорошо, что Церковь ее как бы воздвигла на высоту. Хочешь — не хочешь, а не заметить ее невозможно. И не поклониться, когда весь храм вместе со служащим священником кланяется, тоже невозможно. Можно, правда, делать это механически, как гимнастику. Но Церковь от этого отгородилась повторением ее, заставляя вдумываться в слова, проникаться их духом. Оказывается, со временем эти слова могут стать своей молитвой о даровании прощения за то, что допустили над душой власть духа праздности, уныния, любоначалия и празднословия. Прощенная душа требует помощи Бо-жией, чтобы преодолеть засилье старых греховных привычек и немощи души своей и стяжать противоположное: дух целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви. Сочетание это — видеть, знать свои грехи и не осуждать других — стоит всех поклонов! И то, что они кладутся в дорогих стенах, среди тех, кто пришел и приехал сюда только с жаждой помолиться от души, делает это время особенным, достойным такой благодарности, на которую не хватает слов. Да что слова! Жизнью надо отзываться, но у меня с этим плохо... Всю жизнь плохо... Совсем можно было бы загрустить, но вспоминаются недавно прочитанные у митрополита Антония Сурожского слова о величии образа Божия в человеке. Им почтен каждый, и нет исключения ни для кого. Это сознание должно поднимать человека из тины расслабления и привычного недоверия к своим возможностям, поднимать из чувства благодарности Творцу и ответственности передНим...

Знакомые псалмы, стихиры, тропари вместе со звучанием братского хора создают ощущение полной изолированности от мира, оставшегося за стенами обители. Кажется, как не раз было прежде, что ничего другого на свете не надо, кроме, конечно, одного — дара молитвы! Хочется в такое время вспомнить всех, ближних и дальних, кто душой стремится в храм, но обстоятельствами прикован к рабочему месту, или к одру болезни, или связан чем-то другим... Хочется, чтобы им было от этого воспоминания хоть чуточку легче. Как хорошо, когда в храме слышно все, что читают. Четко, ясно, спокойно читают, не как иногда бубнят что-то бессмысленное, сливающееся в одно нудное та-та-та-та... от которого скорее хочется уйти, отделаться, забыть. Какое все-таки это богатство — Церковь. Чуть мысленно отвлечешься — выходит служащий священник, и все кланяются с молитвой. Наконец вышел один из братии петь «Да исправится молитва моя... »LXII. Как хочется, чтобы молитва исправилась, вернее — душа в молитве исправилась. Вся эта песнь, весь ее пафос — о жажде изменения к лучшему в молитве, о надежде: это возможно. Когда поют о жертве вечерней, мне кажется, что это о тех, кто только к вечеру своих дней, на закате жизни может так горячо желать, чтобы его молитва уподобилась кадилу в храме, фимиам которого возносится к Богу. В мелодии и грусть (оттого что в жизни все далеко не так), и светлый порыв ввысь (ведь жизнь в Боге бесконечна!). Такая хорошая служба и так быстро кончается (хотя, пока она шла, пробежали часы)! А когда пели: «се бо входит Царь Славы», мурашки забегали от ширящейся, нарастающей мелодии... Еще немного, совсем чуть-чуть, и призыв: «Вкусите и видите...». Собственно, видеть вроде бы и нечего, но здесь имеется в виду то, что можно охватить лишь внутренним зрением: «яко благ Господь».

Всегда жаль, что это неоценимое богатство, которое предлагает Церковь,—великопостные богослужения— так мало известно и мало кому доступно. При всем своем желании ни учащиеся, ни работающие не попадут на литургию Преждеосвященных Даров. Не раз получалось, что за весь Великий пост не удавалось ни разу услышать великопостные песнопения Преждеосвященной литургии, если только не попадало 8 марта на среду или пятницу или если не давали больничный, когда хорошо простудишься. Чтобы все-таки не остаться совсем без таких служб, иметь о них хоть какое-то понятие, некоторые, знаю, просили отпуск на Страстную и Пасхальную седмицы. И это то ли дадут, то ли нет — как еще начальство посмотрит. И прочитать о посте не общие слова, а именно о великопостной службе почти негде (позже появилась книга отца Александра Шмемана «Великий пост»LXIII, хоть как-то восполняющая этот недостаток). Поэтому действительно светлое, весеннее чувство и восприятие Великого поста — удел очень немногих счастливцев. Не случайно для этого нужно время: время стояния в храме (а это часы!), время для поклонов, время для вслушивания в чтение псалмов, время для многократного повторения: «Господи, помилуй!». Наши ритмы, наша вечная спешка совсем не совпадает с ритмом церковной жизни. Только в отпуске, решившись отказаться от всех своих житейских забот на это время (если еще позволят обстоятельства), можно постепенно остыть от того напряжения, в которое погружены все работающие. Стоять, вслушиваться, никуда не рваться и не спешить — это и благо (если есть возможность), и труд. Обязательный внутренний труд самопринуждения, собранности, трезвения. Аза благо, за возможность эту, надо благодарить от всей души.

Ночь прошла, а день приблизился20. Во всех отношениях.