G.A. Pylneva

На Светлой седмице

В четверг рано утром спешим в Лавру. День был солнечный, но холодный, ветреный. В электричке все холодно: сиденья, простенки, незакрывающиеся двери. От сквозняков неуютно. Грязные стекла не давали полностью порадоваться оживающей земле. По дороге в Лавру так приятно было слышать звон ручейков, шум мутной Кончуры. Хочется услышать праздничный пасхальный звон, но на колокольне почему-то тихо. В ярком свете огромные лаврские соборы вместе с массивными стенами ограды теряют свою тяжесть, материальность. Кажется все это светлым видением, готовым вот-вот исчезнуть, хотя и знаешь, что Лавра стоит на земле твердо и мы поднимаемся к ней. У Преподобного в Троицком соборе много роз. Живых, ароматных, уже чуть-чуть подвядших. Народу еще немного. В узкие окна-щели алтаря бьет солнце. Его лучи четким снопом внедряются и тают за горним местом. Как-то меня спросили: почему в Троицком соборе так темно? Темно?

А мне никогда не казалось, что темно, даже тогда, когда в осенне-зимний период удавалось попадать на братский молебен. Всегда было ощущение, что погружалась в удивительный рассеянный теплый свет. Другого не может быть, ведь у раки преподобного Сергия всегда горит столько свечей. И еще в Троицком всегда особая цветовая насыщенность. Сейчас, пока Пасха, много красного и золотого. Серебро окладов, раки, сени над ней оживляют золотые блики горящих свечей. Много цветов. Их всегда много, даже зимой. Правда, зимой иногда стоят и искусственные, но искусно сделанные. Мы стоим у Преподобного недолго, надо идти к литургии. В Трапезном храме по-пасхальному открыты все алтари, обилие золота в облачениях и сияние запрестольного образа Воскресения Христова. К Серафимовскому приделу вышли два семинариста из хора и стали лицом к народу, пригласив и всех желающих петь часы Пасхи. По солее прошел епископ, поклонился и удалился в алтарь.

В Лавре гостям не удивляются, это явление нередкое, но прозвучало имя епископа Василия. Неужели РодзянкоLXXXIX? Нам раз уже посчастливилось видеть и слышать его, скорее слышать. Неужели и теперь такая встреча?

Литургия очень быстро проходит. На солею вышел владыка Василий. Когда его слушаешь — не знаешь, радоваться или печалиться. Удивляет его умение владеть нашим родным русским языком. Можно радоваться, что нам дан такой богатый, могучий язык и есть еще люди, умеющие владеть этим богатством. И вместе с тем нельзя не печалиться: такое сокровище потеряли! То, как мы теперь говорим,— убожество по сравнению с тем, как говорили раньше русские люди. Пример — отечественная классика, а тут — живой представитель нашей русской культуры и плюс к тому — духовной культуры. Владыка говорит четко, ясно, но не очень громко. Между нами весьма приличное расстояние, отгороженное от нас для удобства служащих. Не в нашей власти попросить Владыку подойти поближе, а кто мог бы это сделать, не думает о тех, кому не слышно. Народ шумит: «Погромче, не слышно!». От криков этих нам только хуже, но угомониться нашему народу не так-то просто. Напрягаясь, стараемся уловить то, о чем говорит Владыка. Он рассказывает, как год назад был в Иерусалиме во главе паломнической группы, которая стремилась успеть в священный город к тому моменту, когда все ждут схождения благодатного огня. Владыка говорит, как он взглянул вверх: под куполом слабо мерцали, то усиливаясь, то затуманиваясь, голубоватые «туманности». В них как бы вспыхивали искры или маленькие змейки-молнии. На мраморной плите Гроба Господня в такой момент разложена вата, которая как бы вспыхивает, объятая голубоватым огнем. В мгновение ока от нее зажигает свечи Патриарх, подает в специальные отверстия кувуклии — и тут же весь храм оказывается в огнях. Все держат пучки свечей (по тридцать три — число лет Спасителя). Свет этого огня — неяркий, голубоватый, можно сказать, ласковый. Его касание не опаляет. Многие «умываются» им, водя по лицу, шее. Только минут через 10 он приобретает желтоватый оттенок и обычные свойства пламени свечи. Не случайно именно свет стал символом Воскресения Христова. Оно вошло в жизнь мира как свет. Свет надмирный, бестелесный, несозданный, неизменный явился в мир, вошел в нашу историю, став Человеком, испытав всю горечь человеческого страдания. И все это для того, чтобы человека падшего, смертного поднять до высоты богообщения, богоуподобления силой благодати Творца и Спасителя.

Тут же Владыка перешел к прочитанному Евангелию о первых последователях Господа. Агнец Божий, указанный пророком Иоанном, ходит по земле и зовет каждого. Наше дело — прислушаться, узнать Его голос и суметь отказаться от того, что хочется, чтобы пойти за Ним. Веками звучит этот призыв, и веками так было, что возлюбили человецы паче тьму, нежели свет37. Перед каждым выбор. Свет, сходящий с неба, переплавляет, иногда выжигает все в душе, что мешает видеть Христа, но он же и свидетельствует о Нем. «Христос воскресе!» под ответное: «Воистину воскресе!», и владыка Василий уходит в алтарь. В его слове — спокойствие, ясность и открытость тем, кто сейчас стоит в Трапезном храме. Он доверительно разговаривает с каждым, и радостно становится уже потому, что речь идет о самом дорогом для всех христиан. Мне показалось, что ему и радостно быть в пасхальные дни на Родине, и грустно видеть Родину такой… знать о ее трудностях, переживать их вместе с нею.

Когда вышли на крестный ход, вышел и владыка Василий со своими спутниками. Он показался выше и представительнее вблизи, чем издали. Взгляд его темных глаз был устремлен вдаль, казалось, что он никого вокруг не видел. Мы постояли у братского входа, встретив крестный ход. Не хотелось встречать знакомых, говорить о чем-нибудь обыденном. Всегда жаль, когда в область впечатлений от таких редких встреч врывается наш быт. Но он ни с чем считаться не хочет, врывается.

Слава Богу, что еще есть такие люди. Жаль, что они преклонных лет, но все-таки они есть — и это самое главное. Слава Богу, что и нам дана была возможность хотя бы краткого общения. Слава Богу!

Пасхальное слово Владыки ректора

10 апреля 1988 года

Была у нас возможность попасть в Академический храм, куда собрались все преподаватели и учащиеся Духовных школ для поздравления Владыки ректора. Нам хотелось иметь об этом представление. И вот днем, когда все внешние двери закрыты, храм полон собравшихся. Черным-черно от форменной одежды учащихся. Раскрыты Царские врата. Пред ними, вернее, чуть слева огромная корзина с крашеными яйцами, около нее стоит владыка Александр и говорит о том, что его, волнует. Говорит долго и много. Всего не помню, но то, что осталось в памяти, уцелело потому, что понравилось. Он говорил о том, что учащиеся должны не просто учиться, но и заботиться об укреплении своей веры. Иногда бывает так, что приходят с большей верой, чем уходят. Чтобы этого не случилось, надо всегда помнить, что веру механически не укрепят ни лекции, ни общие молитвы в храме, ни наставления преподавателей. Без своей серьезной внутренней работы этого не получится. Для того же, чтобы работа шла успешнее, надо научиться иметь всегда перед глазами образ воскресшего Христа, стоящего на разрушенных вратах ада. Когда будет трудно (а трудно обязательно будет), утешение черпать можно тоже только у Христа, победившего ад и все зло мира. Очень важно и нужно научиться смотреть внутренним взором на Христа и на свою душу, чтобы менять себя, избавляться от всего того, что совестно нести в себе, помня взгляд Христа. И еще необходимо помнить о том, что люди тянутся к священнику, чтобы встретить живую воду. Если же они, подойдя поближе, увидят, что его душа — пустой колодец, то могут отшатнуться, и мы будем за это отвечать Богу... Это вкратце. Подумать об этом очень стоит всем, не только учащимся.

Пасха