1994 год

Прошли годы. Почти так же встречали мы Пасху у преподобного аввы Сергия в его обители. Казалось, уже нечего прибавить к тем описаниям пасхальных служб, какие уже были. Но вот однажды случилось так, что не удалось быть в Лавре на Пасху. Нет, свет не померк, и земля не сдвинулась со своей оси, но... уже следующую Пасху хотелось непременно слушать и переживать так, чтобы каждое слово, каждую мысль запечатлеть в уме и сердце. Не быть в Лавре на Пасху — большое лишение. Снова услышав знакомые слова и мелодии, захотелось еще раз записать все, что всплывало в сознании. Из этого желания выросли записки о праздновании Пасхи в 1994 году.

* * *

Над спящим Сергиевым Посадом в 1.45 поплыл звон — зов к Чину погребения Плащаницы. Мы в воротах. Крестимся на огромный Успенский собор и поднимаемся в Трапезный храм. Все так же, как всегда. Дай Бог, чтобы так и было всегда. В этом повторении всего, даже внешнего, мне кажется, есть устойчивость. Отсюда, видимо, и устои. Твердое, незыблемое, надежное, на что можно опереться.

Та же сень над Плащаницей — легкая, белая, в белых цветах, со сверкающей главкой. Верх ее убран белыми искусственными цветами, а внизу, где Плащаница,— белые гвоздики, хризантемы, лилии. С зеленью, конечно.

Подходят приложиться ребята (учащиеся Духовных школ), монахи, кое-кто из тех, кому не мешает табличка: «Служебный вход». Народу не очень много. Кое-кто лежит прямо на полу, кто-то сидит на складных стульчиках. Мы полежали перед службой, слава Богу, теперь легче стоять. Жаль это время проводить в борьбе со сном.

Обычное начало утрени, краткая ектения, шестопсалмие... и выходит отец Владимир Назаркин. Он постарел, полысел, но голос еще хорош, и другого не хочется. В памяти он остается как весьма подходящий к этой службе. К этой — особенно. Бог дал ему голос не только сильный, но и нужного тембра, того необходимого для церкви звучания, которого не даст ни одна «школа».

Кончилась у Плащаницы Великая ектения, и с хоров поплыли звуки «Бог Господь…». Движение в алтаре, открывшемся в это время. Всем служащим раздают зажженные свечи, и они во главе с отцом наместникомXC выходят к Плащанице.

Мы стоим недалеко от решетки. Кто-то спит прямо у наших ног, хотя ему всячески мешают, но, видимо, усталость совсем изнурила человека. Покадили, пропели тропари («Благообразный Иосиф…..», «Егда снишел еси… » и «Мироносицам женам...»), и начинается долгожданное «сладкогласие» — похвалы, прибавляемые к каждому стиху 118-го псалма.

Обычно похвалы и стихи поют только вначале, но зато как поют! Непорочны поются на 5-й глас, а похвалы — как написал протоиерей П. Турчанинов. Очень люблю это «сладкогласие». Слушаю, стараясь ни о чем не думать, ни на что не отвлекаться, не вспоминать. Хочется, чтобы эта мелодия елеем влилась в душу, исцеляя ее раны. Почему-то мало у нас заботятся о том, чтобы большее число людей услышало слова молитв. Многие радиопередачи включают теперь духовные песнопения, но вот попробуй разобрать текст! Главное, что помогает понять пение,— это удивительное сочетание скорби (перед Плащаницей) и прославления. И это с первых же строк похвал! Да и названы они похвалами потому, что воздают честь «Страдавшему и погребению Давшемуся»...

Вот в первой же похвале слышим: «ангельская воинства ужасахуся, снизхождение славяще Твое». Мы привыкли к словам священных песнопений или привыкли не думать о них... И как бы хотелось, чтобы думающие, способные это переживать, объясняли их нам, тупеющим от пустомыслия, неумения сосредоточиться и жить в соответствии с тем, что слышим и что сами говорим Богу.

У нас перед глазами текст, нам много легче, ведь читают все отцы по-разному, не все четко и чисто. Как жаль, что многие тратят время и силы на уборку, готовку, на что угодно еще, устают в спешке и не способны понять и принять в душу то, что предлагает Церковь в дни Страстной Седмицы. К чему мы готовимся? Скажу — к празднику! Но если только в «разрешении на вся»XCI, то есть опасность пропустить величайший праздник, который может пройти стороной, так ничем и не обогатить душу.

Прочитали первую статью. Поют «Славу» и «Воспеваем, Слове, Тебе всех Бога... и славим Божественное Твое погребение». Опять тот же мотив — «славим»... Для восхваления Божия снисхождения надо быть достойным... И хотя дела наши, вся жизнь наша не может и рядом стать с достоинством, но было бы это сознание, желание не туманить душу постоянной суетой, бессмысленностью, нашим многословием и парением глупости. Это хоть в какой-то мере доступно каждому, было бы стремление...

И опять звучит: «Жизнь во гробе...». Краткая ектения, каждение. Почему-то все очень быстро мелькает. И не то чтобы читали очень спешно или двигались слишком быстро. Нет, все как надо — с благоговением, чинно, легко и торжественно, но хочется удержать время, хочется, чтобы оно приостановилось. Мечты, мечты...