Кончилась у Плащаницы Великая ектения, и с хоров поплыли звуки «Бог Господь…». Движение в алтаре, открывшемся в это время. Всем служащим раздают зажженные свечи, и они во главе с отцом наместникомXC выходят к Плащанице.

Мы стоим недалеко от решетки. Кто-то спит прямо у наших ног, хотя ему всячески мешают, но, видимо, усталость совсем изнурила человека. Покадили, пропели тропари («Благообразный Иосиф…..», «Егда снишел еси… » и «Мироносицам женам...»), и начинается долгожданное «сладкогласие» — похвалы, прибавляемые к каждому стиху 118-го псалма.

Обычно похвалы и стихи поют только вначале, но зато как поют! Непорочны поются на 5-й глас, а похвалы — как написал протоиерей П. Турчанинов. Очень люблю это «сладкогласие». Слушаю, стараясь ни о чем не думать, ни на что не отвлекаться, не вспоминать. Хочется, чтобы эта мелодия елеем влилась в душу, исцеляя ее раны. Почему-то мало у нас заботятся о том, чтобы большее число людей услышало слова молитв. Многие радиопередачи включают теперь духовные песнопения, но вот попробуй разобрать текст! Главное, что помогает понять пение,— это удивительное сочетание скорби (перед Плащаницей) и прославления. И это с первых же строк похвал! Да и названы они похвалами потому, что воздают честь «Страдавшему и погребению Давшемуся»...

Вот в первой же похвале слышим: «ангельская воинства ужасахуся, снизхождение славяще Твое». Мы привыкли к словам священных песнопений или привыкли не думать о них... И как бы хотелось, чтобы думающие, способные это переживать, объясняли их нам, тупеющим от пустомыслия, неумения сосредоточиться и жить в соответствии с тем, что слышим и что сами говорим Богу.

У нас перед глазами текст, нам много легче, ведь читают все отцы по-разному, не все четко и чисто. Как жаль, что многие тратят время и силы на уборку, готовку, на что угодно еще, устают в спешке и не способны понять и принять в душу то, что предлагает Церковь в дни Страстной Седмицы. К чему мы готовимся? Скажу — к празднику! Но если только в «разрешении на вся»XCI, то есть опасность пропустить величайший праздник, который может пройти стороной, так ничем и не обогатить душу.

Прочитали первую статью. Поют «Славу» и «Воспеваем, Слове, Тебе всех Бога... и славим Божественное Твое погребение». Опять тот же мотив — «славим»... Для восхваления Божия снисхождения надо быть достойным... И хотя дела наши, вся жизнь наша не может и рядом стать с достоинством, но было бы это сознание, желание не туманить душу постоянной суетой, бессмысленностью, нашим многословием и парением глупости. Это хоть в какой-то мере доступно каждому, было бы стремление...

И опять звучит: «Жизнь во гробе...». Краткая ектения, каждение. Почему-то все очень быстро мелькает. И не то чтобы читали очень спешно или двигались слишком быстро. Нет, все как надо — с благоговением, чинно, легко и торжественно, но хочется удержать время, хочется, чтобы оно приостановилось. Мечты, мечты...

Опять поет хор: «Достойно есть величати Тя» и другие похвалы. Чем больше вдумываешься в эти слова, тем больший разрыв ощущаешь с тем, что видишь в себе. Надо и к этому готовиться, к тому, чтобы эти слова стали словами собственной души. Для этого был дан Великий пост. И все великопостные службы могли бы приготовить нас к этому служению, если бы заранее об этом подумать. Теперь некогда о себе думать, надо о Том, Кому вот сейчас предстоим в храме. Глухая ночь за стенами, темно и тихо, дождь, кажется, кончился. У всех в руках огоньки, и над притихшей толпой плывут божественные звуки. Звуки хвалы! Кончается вторая статья обращением к Богоматери: «утоли (избавь, останови) церковныя соблазны и подаждь мир, яко Благая». Теперь соблазны, исходящие от церковных людей, от обманщиков, притворщиков, для многих почти непреодолимое препятствие. Внутри Церкви, в ограде Церкви... везде они мешают немощным и слабым увидеть свет Христов. А мы... не из того ли числа? Дай Бог мир душам, мир между собой, мир всем...

И третья статья кончается обращением ко Святой Троице: «помилуй мир». Если бы дал Господь в эту ночь вдруг ощутить, что не о себе стоит заботиться, всех вдруг пожалеть и друг о друге помолиться, и простить всем, и забыть горечь обид, то это и было бы тем, о чем просим в конце всех похвал. «Видети Твоего Сына воскресение, Дево, сподоби Твоя рабы».

Пока поют воскресные (уже воскресные!) тропари по непорочных 5-го гласа, отец наместник идет кадить храм.

Малой ектенией заканчивается пред стояние Плащанице собравшегося духовенства. Оно уходит в алтарь. Молящиеся гасят свечи. Тонкие сизые струйки поднимаются вверх и тут же тают. Читают 50-й псалом, и сразу же такие знакомые, всегда волнующие звуки и слова мудрой КассииXCII, дошедшие, слава Богу, до нас: «Волноюморскою...».

Вслушиваясь, вспоминаю, как когда-то мы говорили: почему здесь упоминаются отроки и отроковицы? Задумываемся ли мы над красотой сравнений, исторических аналогий, не говоря о форме, поэтическом выражении этих сравнений? Раньше все схватывалось скорее чувством, без размышлений, оценок. Только с годами приходило удивление красоте, которую нам предлагает Церковь. Славянское слово «доброта» обычно переводят как красота, но оно мне кажется более емким. Если вернемся к «отрокам» — то это потомки тех, кого Бог спас от фараона, покрыв его «волною морскою». Эти «отроцы» теперь, во времена Спасителя, покрывают землей (погребают) Того, Кто когда-то спас от плена их отцов. Но мы, уверовавшие в пришествие Сына Божия, поем Ему, как тогда (когда спаслись от фараона) пели девы («отроковицы»): «Славно бо прославися». Ирмосы этого канона естественно уводят в далекие века и дальние страны, приближая образ творческой натуры — «жены некия Кассии», а сам канон напоминает предреволюционный Арбат и отца Иосифа в храме Николы Явленного. Об этом постарался поведать нам его сын — Сергей Иосифович Фудель, своими воспоминаниями разобрав временную преграду. И вообще в эту тихую ночь, когда мы можем стоять в Лавре, когда в душе полное довольство тем, что мы здесь, что ничего другого не надо, не хочется... вспоминаются одновременно многие люди. И те, кто хотел бы быть здесь и не может, и те, кто здесь, но не знает, мимо чего проходит, и те, кто уже там вспоминает нашу землю, продолжая ее любить. В какой-то миг, пусть на мгновение, Господь может коснуться и самой замотанной, уставшей, очерствевшей души и дать ей ощутить, что жизнь души — в любви ко всем. Это давно замечено святыми всех веков, но очень мало известно нам — христианам больше по имени. Из всех ирмосов мне более всего нравится пятый, где трепетная уверенность «ветхозаветного евангелиста» — пророка Исаии звучит в словах: «воскреснут мертвии, и востанут сущии во гробех, и вси земнороднии возрадуются!».

Внимание скользит по знакомым образам, останавливаясь над тем, о чем позже хотелось бы подумать. Нет, мало отдаваться течению мелодии, уносящей от привычных забот и тревог. Надо готовиться серьезнее и внимательнее к тому, что предстоит услышать. Иначе как осмыслить довольно трудный текст: «приглашаше же кустодии, хранящии суетная и ложная, милость сию оставили есте»XCIII. Только что речь шла об Ионе, который был прообразом Христа, и мостик к «милости», оставленной стражей (кустодией), надо строить заранее. Конечно же, это обращение к воинам, поставленным ко Гробу Христа теми, кто хранит «суетная и ложная», то есть свои мнения, из-за которых они оставили, прошли мимо Милости, явленной миру Богом Отцом в Лице Христа.

Слышим очень хорошее, вселяющее светлую надежду слово: «Царствует ад, но не вечнует (не всегда) над родом человеческим»XCIV.