Feast of St. Sergius in the Lavra

July 18, 1986

На праздник — любой — к Преподобному всегда хочется. На праздник Преподобного — тем более. Поскольку день этот — 18 июля — рабочий, то просто физически оказаться в Лавре — проблема. И хотя была возможность заранее заработать два дня отгула, не было никакой уверенности в том, что их дадут в нужное мне время. К счастью, случилось так, что предварительные работы, целиком лежащие на мне, выгодно отличались от предложенного смежной организацией. Мое ближайшее начальство было этим довольно, и мне спокойно дали желанные отгулы тогда, когда этого более всего хотелось. Итак — на всех парусах к Преподобному!

По дороге из лохматых туч хлынул дождь с градом. За минуту можно было вымокнуть до нитки, но он быстро прошел, и на остановке, которая открывает прямой путь к Лавре (то есть за одну остановку до Сергиева Посада, когда хочется выйти и какой-то отрезок пути пройти пешком), я даже не намочила ног. Солнце в сияющей зелени, только что омытой дождем, не жгло, только грело спокойно, лучисто, приятно, можно сказать, приветливо. Народу встречается мало — хорошо. В лесу, у самой обочины, кое-где вдруг вспыхнет огоньком яркая алая земляничка. Ближе к дороге попадается малина, радостно зреющая на солнце и зовущая к себе. Малина эта ничья, просто кто-то со своего участка выбросил кусты в канаву за забором, они прижились и жили, радуя взор, а иногда и вкус. Не зря, кстати, на одной древней иконе рай изображен как сад, где блаженство — рвать малину. Почему именно малину? Наверное, потому, что эта пора — теплая, ясная, тихая. К малине не надо наклоняться до земли, как к каждой земляничке. Малина кустиста и сразу предлагает сладкие, сочные, ароматные ягоды по горсти. Не жизнь, а малина!

Но нельзя отвлекаться, впереди Лавра. О ней не забудешь ни в каком малиннике. Почти вприпрыжку по дороге — и вот уже иду по территории Лавры. Впереди со свитой грузинский Патриарх направляется в отведенные ему покои. Теперь надо не зевать, пока пускают в Троицкий. Пускают группами, не сразу. Пока-то пройдешь через открытую створку двери («блюстители» специально устраивают эту щель, чтобы поменьше народу смогло попасть) — надрожишься. Можно, конечно, и на ступеньках у братского входа стоять, как мы не раз стояли, но там можно и не услышать службу, если рядом окажутся разговорчивые богомолки. Хочется слышать службу, хочется в этот день в Троицкий, по крайней мере попытаться. Слава Богу, удалось попасть в притвор. Здесь душно и шумно. Вход в храм закрыт стасидией. Из-за толпы, жмущейся к входу, стасидию не видно, все рвутся вперед в надежде войти в храм. Храм почти пуст, а туда не пускают. Это многих раздражает. Да и людей можно понять. Мы привыкли, а кто в первый раз с этим столкнулся? Приехать к Преподобному издалека (а ведь едут со всех концов страны) и встретить на каждом шагу заслоны. Зачем они? Вроде бы для порядка... Помню, что при Патриархе Алексии I никаких преград не было — приходи и решай сам. Храм маленький, народу много. Сможешь выстоять — стой, нет — можно пойти в Успенский, Трапезный, в Покровский храм. И тише было, спокойнее... Теперь же надо терпеть «деятельность» как на подбор грубых и не в меру ретивых вышибал, которые только устраивают шум и беспорядок. И кто придумал такое? Чья инициатива? От таких причуд недалеко до мысли: нарочно что ли так устраивают, чтобы испортить людям праздник? Впереди хоть ложись, а здесь люди давятся. Какой смысл не пускать в почти пустой храм?

Началась служба, шум немного стих, но не до конца. Появился еще один активный деятель, поседевший на своем поприще (помню его в этой должности с кудрями, теперь заметно поседел и полысел). Многие, видимо, знают результаты его усердия и стихают. Он вежлив, но от одного его присутствия тяжело... а если у таких власть и сила? Но это, слава Богу, все-таки не до конца заслоняет службу. Мы ее слышали не раз, она знакома довольно хорошо, и это помогает и через шум улавливать слова стихир, паремий.

Притчи напоминают о блаженстве тех, кто обрел премудрость. И там же: Аз Мене любящия люблю, ищущии же Мене обрящут благодать71 . Это от Лица Божия звучат нам призыв и уверение. Хорошо, если есть такая любовь, но хоть сколько-нибудь-то Бог каждому дал, иначе что же привело всех нас, теснящихся, ворчащих, недовольных начальством, устроившим эту бессмысленную давку, и друг другом — и все-таки стремившихся в храм, чтобы войти в радость72, буквально перешагнуть порог деревянной решетки в Успенских вратах Лавры и наполнить до отказа три ее храма и еще Академический. В тех же притчах незлобивии призываются разуметь коварство. Нам бы хотелось вовсе его не встречать и не думать о нем, но жизнь — даже в пророческие времена — полна коварства, его нельзя сбросить со счетов, его надо умело видеть и обходить, чтобы не исключить себя из числа незлобивых по простодушию и неопытности….. Кончается эта паремия бодро и обнадеживающе: Да будет о Господе надежда ваша и исполнитеся Духа.

Следующий отрывок из Притчей восхваляет правду мужей праведных. Правду их жизни, целостность мыслей, устремлений и дел. Ублажается как раз то, что так трудно хранить в жизни, особенно повседневной, никому не ведомой, внутренней. Да и во внешней не так-то просто всегда делать только так, как велят совесть и разум. Разум, а не расчет. Это вроде бы строки, которые больше относятся к нам. А к Преподобному — из Премудрости Соломоновой. Там строчка: во время посещения их воссияют. По свидетельству ЕпифанияCXXIX, Преподобного посещала милость Божия, и он сиял и во время совершения литургии в сослужении Ангелов, и во время посещения Богоматерью, и во время молитвы, когда дано было ему увидеть множество птиц как знак многовекового (как мы теперь знаем) служения его обители миру и Богу на избранном им месте. И дальнейшее чтение: и воцарится Господь в них во веки продолжает ту же тему, как и заключительная строчка: Благодать и милость в преподобных Его и посещение во избранных Его. Нам же и то благодать и милость, что под кровом обители Преподобного можно хотя бы на какое-то время забыть обо всем окружающем, о суете своей, о вечных своих заботах и обязанностях, просто стоять и слушать эти словав соборе, где хорошо, покойно и никуда больше не тянет. Это, конечно, не значит, что так и будешь стоять до конца службы. Нет. Об этом позаботятся все те же «блюстители порядка». Отодвинув (опять же сделав небольшую щель) стасидию, они будут пропускать по человеку, чтобы каждый мог пройти через еще одно заграждение, наскоро перекреститься, приложиться к мощам Преподобного и после помазания тут же оказаться на площади. Кто-то хитрый направляется в свободный угол, чтобы перевести дух после давки, чуть-чуть постоять спокойно, попросить Преподобного о своем... Но подгоняющие не зря стараются, хотя вроде бы и нет особой нужды. Служил отец КириллCXXX, на полиелей вышел во главе служащих отец наместник. Но... вот и с крыльца прогнали, не дадут дослушать службу. Если это не раздражает — слава Богу. Вечер теплый, благостный. В Трапезном храме душно, но зато так хорошо достоять до конца всенощной у открытого братского входа, где ребята никого не гонят! Поют здесь тоже хорошо (хор семинаристов). Вышел молодой иеромонах на исповедь. Баском прочитал молитвы, сказал несколько слов. Коротко, по делу. Уже одиннадцатый час. Маша предложила переночевать. Еще не было двенадцати, когда «простили и отпустили» меня, и мы с Машей безлюдным Посадом пошли к ней. Небо гаснет, но медленно, еще по-летнему светло, тепло, очень приятно. Совсем немного осталось до ранней праздничной литургии.

В четыре часа уже светло. Идем в Лавру безлюдными улицами. Они бегут вниз, а над ними на древнем холме красуется Лавра. Она все ближе и ближе, и вот мы совсем растворяемся в ней. Первую раннюю литургию служат в Успенском соборе. Обычно в это время народу меньше, нет давки, хождений, беготни иподиаконов. Служат большей частью приезжие отцы, возглавляемые местным архимандритом (или тремя даже). Поют ребята. Очень хорошо на ранней — молись уж как можешь. Впереди стоит образ Преподобного в рост. О нем или о таком же говорил покойный отец Иосиф, что до революции его долго еще потом, после праздника, носили по храмам Посада и обителям, близ Лавры расположенным. Теперь его ставят два раза в год — в дни праздников Преподобного его выносят на молебен на площадь перед надкладезной часовней. Нам, обычным богомольцам, он недоступен, так как отцы отгородились от нас везде, где только можно. Образ ставится перед Царскими вратами, где отгорожено, а после праздника убирается опять до следующего торжества. В толпе, заполняющей храм, образ практически не виден, как и большинство икон. Вроде они все крупные, их трудно не видеть, но это действительно так, потому что впереди стоящие заслоняют спинами местный ряд и стоящие заними люди остаются как бы предоставленными самим себе. Кстати, эта изолированность одних и безразличие к ним других горько сказываются на тех и других, только мало кого это волнует...

Служба проходит быстро, даже слишком быстро. Народ будет спешить к поздней. Хорошо бы, конечно, еще постоять в храме, потом — на молебне, который будет на площади, но уж очень хочется побыть в тишине. Это такая редкая возможность — в праздник не спешить на работу! Слава Богу, что все так было...

Летний праздник Преподобного

18 июля 1989 года

Праздники эти внешней стороной похожи, и, казалось бы, нет необходимости снова касаться уже известного. Но каждый из них оставил в памяти что-то неповторимое, и за это хочется снова и снова сказать: «Слава Богу!», тем более что каждый раз празднику Преподобного преподносил урок. Учиться не так легко, а забывать нельзя, даже если такие уроки не дали заметных результатов. Не о них речь, а о том, как стремится Господь донести до сознания что-то нужное, используя все возможности. Участие, хотя и незримое, в этом самого всероссийского Игумена особенно дорого, и потому стоит вспомнить, и не раз, все, что было послано для вразумления, утверждения и утешения.