Следующий отрывок из Притчей восхваляет правду мужей праведных. Правду их жизни, целостность мыслей, устремлений и дел. Ублажается как раз то, что так трудно хранить в жизни, особенно повседневной, никому не ведомой, внутренней. Да и во внешней не так-то просто всегда делать только так, как велят совесть и разум. Разум, а не расчет. Это вроде бы строки, которые больше относятся к нам. А к Преподобному — из Премудрости Соломоновой. Там строчка: во время посещения их воссияют. По свидетельству ЕпифанияCXXIX, Преподобного посещала милость Божия, и он сиял и во время совершения литургии в сослужении Ангелов, и во время посещения Богоматерью, и во время молитвы, когда дано было ему увидеть множество птиц как знак многовекового (как мы теперь знаем) служения его обители миру и Богу на избранном им месте. И дальнейшее чтение: и воцарится Господь в них во веки продолжает ту же тему, как и заключительная строчка: Благодать и милость в преподобных Его и посещение во избранных Его. Нам же и то благодать и милость, что под кровом обители Преподобного можно хотя бы на какое-то время забыть обо всем окружающем, о суете своей, о вечных своих заботах и обязанностях, просто стоять и слушать эти словав соборе, где хорошо, покойно и никуда больше не тянет. Это, конечно, не значит, что так и будешь стоять до конца службы. Нет. Об этом позаботятся все те же «блюстители порядка». Отодвинув (опять же сделав небольшую щель) стасидию, они будут пропускать по человеку, чтобы каждый мог пройти через еще одно заграждение, наскоро перекреститься, приложиться к мощам Преподобного и после помазания тут же оказаться на площади. Кто-то хитрый направляется в свободный угол, чтобы перевести дух после давки, чуть-чуть постоять спокойно, попросить Преподобного о своем... Но подгоняющие не зря стараются, хотя вроде бы и нет особой нужды. Служил отец КириллCXXX, на полиелей вышел во главе служащих отец наместник. Но... вот и с крыльца прогнали, не дадут дослушать службу. Если это не раздражает — слава Богу. Вечер теплый, благостный. В Трапезном храме душно, но зато так хорошо достоять до конца всенощной у открытого братского входа, где ребята никого не гонят! Поют здесь тоже хорошо (хор семинаристов). Вышел молодой иеромонах на исповедь. Баском прочитал молитвы, сказал несколько слов. Коротко, по делу. Уже одиннадцатый час. Маша предложила переночевать. Еще не было двенадцати, когда «простили и отпустили» меня, и мы с Машей безлюдным Посадом пошли к ней. Небо гаснет, но медленно, еще по-летнему светло, тепло, очень приятно. Совсем немного осталось до ранней праздничной литургии.

В четыре часа уже светло. Идем в Лавру безлюдными улицами. Они бегут вниз, а над ними на древнем холме красуется Лавра. Она все ближе и ближе, и вот мы совсем растворяемся в ней. Первую раннюю литургию служат в Успенском соборе. Обычно в это время народу меньше, нет давки, хождений, беготни иподиаконов. Служат большей частью приезжие отцы, возглавляемые местным архимандритом (или тремя даже). Поют ребята. Очень хорошо на ранней — молись уж как можешь. Впереди стоит образ Преподобного в рост. О нем или о таком же говорил покойный отец Иосиф, что до революции его долго еще потом, после праздника, носили по храмам Посада и обителям, близ Лавры расположенным. Теперь его ставят два раза в год — в дни праздников Преподобного его выносят на молебен на площадь перед надкладезной часовней. Нам, обычным богомольцам, он недоступен, так как отцы отгородились от нас везде, где только можно. Образ ставится перед Царскими вратами, где отгорожено, а после праздника убирается опять до следующего торжества. В толпе, заполняющей храм, образ практически не виден, как и большинство икон. Вроде они все крупные, их трудно не видеть, но это действительно так, потому что впереди стоящие заслоняют спинами местный ряд и стоящие заними люди остаются как бы предоставленными самим себе. Кстати, эта изолированность одних и безразличие к ним других горько сказываются на тех и других, только мало кого это волнует...

Служба проходит быстро, даже слишком быстро. Народ будет спешить к поздней. Хорошо бы, конечно, еще постоять в храме, потом — на молебне, который будет на площади, но уж очень хочется побыть в тишине. Это такая редкая возможность — в праздник не спешить на работу! Слава Богу, что все так было...

Летний праздник Преподобного

18 июля 1989 года

Праздники эти внешней стороной похожи, и, казалось бы, нет необходимости снова касаться уже известного. Но каждый из них оставил в памяти что-то неповторимое, и за это хочется снова и снова сказать: «Слава Богу!», тем более что каждый раз празднику Преподобного преподносил урок. Учиться не так легко, а забывать нельзя, даже если такие уроки не дали заметных результатов. Не о них речь, а о том, как стремится Господь донести до сознания что-то нужное, используя все возможности. Участие, хотя и незримое, в этом самого всероссийского Игумена особенно дорого, и потому стоит вспомнить, и не раз, все, что было послано для вразумления, утверждения и утешения.

So this summer, as before, we, having defended the akathist to the Venerable One in the Church of the Intercession, go to the Trinity Cathedral. Near the entrance, the crowd, however, is not very dense. It is thicker at the fraternal entrance. There is already a gray, fairly bald "guardian of order", whom I still remember with curls. You want to get away from his metallic voice. Leave. Little by little, some are leaving the cathedral, others are slowly seeping in. Including us. The people are waiting patiently. There is also a crowd in the narthex. Everyone huddled at the entrance to the temple, which was covered with a bulky stasidia. It is not so easy for us to "touch the sacred"! Until all the constipation is removed... The voice of Metropolitan Vladimir is heard. The choir of Father Zotik is singing. Now they will be allowed to venerate the Venerable One from the narthex only after everyone who is in the cathedral itself is escorted to the square.

When this is done calmly, without unnecessary turmoil, it is tolerable, but more often the stampede is created by the stewards themselves. They sang "Praise the Name of the Lord", read the Gospel, read the canon. I stand, realizing that I am not capable of anything. I have no strength to think, even to wish. But it is necessary to gather the last strength in order to renounce everything that weighs heavily and painfully on the soul. It would be better to stand and remember that this cathedral is now the center of the feast, that this center has a living heart: not those serving in the shining altar, but the Venerable One himself. I would stand and listen to the words addressed to him by the Church. This consciousness, very weakened by all previous experiences, is unexpectedly supported by an inner almost command, which enters like needles into the soul, to leave everything now (that is, not to remember, not to go over the details, not to repeat for oneself even the past, not to try to decide: why, why, and so on). I try, I try... If only he could hold on, not break down and not flop into his reasoning, as if into a swamp! And the "answer" comes to this. Without a sound, without words, but clearly: "Lord, have mercy!" Only prayer can somehow hold on. And you need to read, read and read with the last of your strength...

The crowd stirred in the narthex, the stasidia was pushed aside, and they began to let us in. Now you can hear: "Don't linger!" Urged on by the noisy assistant of the "law enforcement", we hurriedly approached the Venerable, the bishop and went to the square. We went to A. I., with whom we had agreed in advance that we would come, and where we counted on the roof. It's quiet there, no one answers the knock. We have to wait. We sit on the terrace. A small garden and a garden nearby. Such patriarchal simplicity: literally everything here breathes the last or even the century before last. The terrace is entwined with already faded sweet peas. On the side walls there are metal narrow troughs, in which velvets bloom. Raspberry bushes, currants, apples with pouring fruits. And across the ravine in front of her windows is "our" world: a continuous chain of new tall buildings, where electric lights are on in the windows, and cars are noisy in the streets. Fortunately, their noise is barely audible. There is almost complete silence here. How long to wait? It's too late to go home. Spending the night here is freezing. Got to go... to the Lavra, where else? Darkens. The gates are not closed yet. Be quiet. People settle in groups near the Assumption, in front of the Trinity Cathedral. They sing quietly, but harmoniously. Confession is taking place in the Refectory Church and the Assumption Cathedral. Someone felt unwell in the stuffiness of the Refectory. Father N. went out with the cross and the Gospel to the festivities, asking to bring a chair for the woman who felt sick. It is so unusual to stand for confession in the open air, already darkened, but warm, calm, and grace-filled. When we were "forgiven", it was already a new day, two o'clock in the morning. We did not expect to spend the night in the Lavra and therefore did not take anything to lay on the floor. I want to lie down to give my legs a little rest. We found a place, laid a bag, and a bag under our heads. Above the head there is a large painting: "Expulsion of merchants from the temple". They sing the akathist, the canons, the magnification of the Venerable. Everything is so familiar, familiar... It's even good that it so happened that at this moment we were here. Perhaps the absence of such a night would later be felt as a disadvantage. It's already five o'clock. The first liturgy of the day will begin soon. It's good on it. There is still no hustle and bustle, no crowding, no running around of the subdeacons. There are not so many people. For the most part, visiting priests serve. The guys are singing. The words of the Cherubic Hymn: "Let us lay aside all the cares of this world" instantly remind us of yesterday's... I wish I could postpone it without thinking about it... The liturgy is over, and we go to the train. I want to sleep and I want silence. I would like to go to the forest, that is, just get off at some station on the way, but I don't have the strength, the most ordinary forces. Thank God that you don't have to toil, as it used to be, when you had to be "in shape" on such a day, after the night and the early liturgy – to work... Thank God – everything was there, and God gave me strength. Thank God for everything!

In autumn on the Venerable

October 8

Before the beginning of the all-night vigil, as always, you want to get to the bus stop earlier, pass by the familiar lake, and finally, after all the descents and ascents, go straight out into the street leading to the almost destroyed city hospital, the buildings of which once belonged to the Lavra (now the church, classrooms and premises of the Seminary have been restored there).