— Мама, я отхожу,— ответила она с необыкновенною нежностью в голосе.

— Нет, нет, еще не сейчас!

— Нет. Я умираю... Но почему меня не предупредили?

Я отошла к изголовью кровати,— продолжала мать,— чтобы она не заметила моих слез. Не знаю, как она их увидела.

— Не плачь,— сказала она мне,— я не грущу. Нет, мне не тяжело умирать. Уверяю тебя, я рада, милая мама.

Пришел ее отец.

— Прощай, папа, я умираю!

И она обвила руками его шею. Монахиня сказала ей:

— Благословите же ваших сестер.

— Да, да!

— И вашего брата.

— Да, и его!

— Благословите вашу маленькую племянницу.

— О, да, всех, всех я благословляю!

Вошла ее сестра, но больная не могла более говорить. Она взяла руку сестры и положила ее на свое любимое Распятие. Она, казалось, говорила ей: "Он благ. Люби Его всей душой"".

Потом она поднесла к губам руку своей сестры, ту руку, которая прикасалась к Распятию, и поцеловала ее долго и нежно.

Почти во весь этот день голова умирающего ребенка покоилась на плече ее матери. Она не говорила более. Но с жадностью слушала рассказы матери о Боге, о Его любви к нам, о счастье, которое Он нам готовит.

Что это было за трогательное и величественное зрелище! Эта раздираемая горем мать, развертывавшая над своим ребенком горизонты вечности, ободрявшая ее мужественно умереть и страдавшая в этот час в тысячу раз больше, чтобы родить ее для неба, чем шестнадцать лет тому назад, когда она в этой самой комнате страдала, чтобы родить ее для мира!

К вечеру произошла сцена, превзошедшая красотою и эту сцену.

Гаэтана потребовала себе свои драгоценности, свои девические украшения и, собрав у своей постели брата и сестер, раздала им их с последними словами любви. Все плакали.

— О, не жалейте меня,— говорила она,— там, там, на небе, у меня будут лучшие драгоценности!

7. На кресте со Спасителем

Бывают предчувствия, которые посылаются с неба.

Пока там происходили все описываемые события, я в церкви служил обедню за мою дорогую умирающую. Когда, отслужив обедню, я по бульвару возвращался домой, точно стрела пронзила мое сердце.

"Что происходит там? — подумал я.— Надо ехать!" Я собирался это сделать, когда мне вручили письмо, писанное накануне, в котором значилось: "Немедленной опасности нет".

Так как мое путешествие теперь, будучи излишне, могло помешать в будущем необходимой тогда поездке, то я решил выжидать. Но не мог я ни работать, ни сидеть на месте. Ходя взад и вперед в толпе, подавленный, я переживал все страдания агонии. Я, который до того находил, что они слишком ошибались в предчувствии последнего часа и слишком рано звали меня, я чувствовал в себе какую-то понудительную необходимость ехать. Вдруг мне приносят депешу: "Гаэтана умирает. Ради Бога, приезжайте до ее последнего издыхания".

Я быстро собрался.