Она ей заметила:

— Как же мне не любить Бога? Как мне не быть полною восторга, когда я думаю о Нем? И в этом нет никакой заслуги. Это дало мне такие безграничные радости! Я так любила Альберта, так жаждала земного счастья, обладала им, утратила его и была в невыразимом отчаянии. Теперь же душа моя так преобразилась, так полна счастья, что все радостное доселе или все, что я воображала радостным доселе,— все это [стало] ничтожным в сравнении с моим теперешним счастьем".

Ее сестра была изумлена такими словами и возразила:

"— Но если бы теперь тебе предложили восстановить твою жизнь с Альбертом такою, как ты мечтала о ней, и если бы тебе обещали продлить ее на много лет?

Она, не колеблясь, ответила:

— Нет, я бы не приняла этой жизни!"

В другой раз сестра, видя, как она с ясным лицом входит и выходит из той комнаты, где она так много страдала, сделала ей намек на эти ужасные ее прошлые страдания. Тогда она сказала слово, поразительное для всех, кто бы ни знал всю глубину ее неизменной любви:

"— Да, да, это были жестокие, ужасные дни, но теперь, по милости Божией, я радостно оплакиваю моего Альберта".

"Радостно оплакиваю моего Альберта!" Вот дивное слово! Взять душу, раздираемую глубочайшею скорбью, и, не насилуя ее природы, не отирая грубо ее слез, не оскорбляя жившую в ней любовь, возвести ее мягкою рукой до добровольного принятия этой скорби; от принятия скорби к покорности воли Божией; от покорности к миру, от мира и успокоения сердца высочайшей надеждой к радости без забвения любимого существа или, скорее, к радости, полной все возрастающей любви,— вот победа! Лишь одна религия могла одержать такую победу. И лишь христианская религия одерживала такие победы!

6. Иисус Христос как истинный Утешитель страдающих

Иисус Христос!

Мне бы хотелось не произносить здесь Его имени. Я не говорю здесь еще о религии Откровения, о христианстве. Я говорю о религии вообще. Но христианство является настолько религией в прямом смысле этого слова, всемирной и вечной религией, религией сердца человеческого и сердца Божия, что неудержимым порывом приходишь к христианству, когда говоришь о религии, особенно когда говоришь о страдании и о том, что в силах сделать для религии истинное страдание.

Удивительное дело! Все религии учили поклоняться счастью. Одно христианство вознесло страдание. Языческие боги представлялись человеку увенчанными цветами, окруженными амурами. И невольно спрашиваешь себя, что могли сказать такие боги бедняку в его каморке, рабу в цепях, вдове, сироте — всем, кто страдает, кто плачет на земле. Поэтому громадным переворотом была новая религия, которая говорила: