Он сказал: "Больше такой любви никто не может иметь, чтобы положить душу свою за тех, кого любишь"42. Повторим и мы эти слова и будем поступать так. Все наши страдания, наши болезни, нашу смерть мы можем сделать не только делом свободы. Мы можем сделать из них священное дело любви. От нас зависит умереть не от старости, не от истощения, не от болезни, а умереть за любовь. От нас зависит отдать свою жизнь нашим детям, родным, друзьям, стране, человечеству, Богу.

Какая проза — обыкновенная смерть от болезни, от истощения и старости. И наоборот, сколько поэзии в смерти за великую идею!.. Возьмите, например, двух сестер в военное время. Одна остается дома, предаваясь обычной суете жизни, другая, отрекаясь от себя, бросая все удобства богатой жизни, отправляется на войну. Там она погибает жертвой своей великой любви в ту самую минуту, как склонилась над умирающим солдатом, шепча ему среди этого ада последние слова привета и утешения.

Другая сестра живет долго и умирает в старости. Но какой человек предпочтет ее тихую кончину трагической гибели? И какая чудная судьба ожидает погибшую на небе, у Того Христа, Которому она подражала своим самоотвержением!

Христос как бы сказал: "Я умираю, чтобы искупить ваши грехи, грехи человечества. На одну чашу весов собраны людские беззакония, на другую для равновесия пролита Моя кровь".

Последуем же Его примеру.

Вольем и нашу кровь в Его чашу. Чему учит нас Крест? Что высшая слава, слава большая даже, чем смерть в качестве жертвы, закланной любовью, есть слава искупительной смерти. Нет смерти выше смерти Христа, Который умер, уравновесив Своею Кровию и покрыв Ею тяжесть всемирного греха на тех весах, на которых взвешиваются судьбы мира.

Человечество восприняло все эти мысли и, имея пред собою Крест, достигло удивительной высоты. Лучшие люди христианства не только приняли страдание, но и полюбили его. Они жаждали страдания. Если они находили, что страдание слишком заставляет себя ждать, то некоторые из них брали себе в руки бич и добровольно бичевали себя в воспоминание о муках Христовых. Ночью, в тот час, когда все спит, они, в память того, что Христа истязали, как раба, обнажали свои плечи и жестокими ударами начер-тывали на них кровавые рубцы искупления43.

Мы недавно говорили о том, как утешать страдание, но вот, в подражание Иисусу Христу, к страданию уже стремятся, его призывают, и нельзя уже утолить в душах потребность к страданию, эту странную, распаляющую душу святых жажду муки.

Мирские люди возразят, что это безумие, но нельзя спорить против несомненности этого явления. Чисто человеческие усилия оказались совершенно неспособными сколько-нибудь помочь страдающему человеку. Христианская же вера не только заставила добровольно принять страдание — она заставила полюбить его. Заставила многие мужественные души стремиться к нему и под добровольным искупительным бичеванием содрогаться от радости.

О, Утешитель Христос! Вот я произнес Твое имя — и мое сердце стремится к Тебе. Я еще не искал Тебя, а уже нахожу Тебя. Я узнаю Тебя по тому чудесному признаку, что все слезы высыхают у Твоих ног и что в Твоих объятиях облегчаются и утихают все страдания.

Господи, Господи! Сколько людей научаются любить муки! Сколько жалких людских существ, венчанных тернием, людей избитых, израненных душою еще более, чем телом, преисполнено истинной радости среди своих испытаний! Возможно ли найти лучшее доказательство Твоего действительного присутствия среди нас!

Бытие страдания ставит две задачи: разгадать заключающиеся в нем для ума тайны и помочь сердцу облегчить его.

Пред тайной страдания и пред потребностью облегчить его все бессильно, кроме веры. Философия сознается здесь в своем бессилии точно так же, как ничего не могут объяснить и страдающие люди. Одна христианская вера может сказать здесь слово утешения. В свете ее учения ужасный призрак не так уж страшен. Для христианина страдание не есть ни тиран, ни недруг. Оно является верным помощником в деле развития души. Его назначение высоко. Оно просвещает, очищает, делает лучше, возвращает добродетель, творит в своем пламени для человека как бы новое сердце и делает его достойным Бога.

Душа человеческая, встретив страдание, начинает свыкаться с ним, старается постичь его, с удивлением видит его пользу, покорно начинает принимать его удары и, начав с этого добровольного подчинения, кончает тем, что уже любит его, а иногда даже желает его. Христиане не только не бежали от казни, не отворачивались от лобных мест,— их не приходилось влечь на казнь как рабов; они шли на казнь добровольно, свободно, в высоком вдохновении любви. Вот чего достигает вера в области страданий. Но тут еще не последнее ее слово.