Я не удовольствовался только письмом. Помня сказание Евангелия, что Ангел сошел утешать Спасителя, когда Он упал духом в саду Гефсиманском, и тревожась видеть столь молодое существо во власти телесных и душевных страданий, я воспользовался свободным днем и отправился к ней.

Как в такие минуты чувствуешь цену великих изобретений современного гения! Как прекрасны эти железные дороги, которые с быстротою молнии переносят Божиих посланников! Вдали от вас страдает, умирает ребенок. Вы можете посвятить ему лишь несколько часов. Вы уезжаете вечером в тот час, когда бы вы уснули дома, а утром вы стоите у его изголовья. Вы благословите, укрепите, ободрите, возбудите мир и радость в душе, которой так нужна ваша помощь…

Я предупредил мою больную следующим письмом:

"13 января 1869 года. Мое дорогое дитя. Одно дело приводит меня в Париж. Я воспользуюсь этим, чтобы посетить вас. Я был с вами, чтобы вместе отпраздновать радостный день Рождества,— теперь я счастлив, что мы вместе отпразднуем знаменательный день Царей76.

Маги принесли Спасителю в дар золото, ладан и смирну. А мы, дорогое дитя, принесем ему один лишь дар, хотя более высокой цены: наше сердце с его страданиями; наше сердце кроткое, покорное, смирившееся, любящее всегда Господа, хотя Его рука и бывает тяжела; сердце, говорящее Богу: "Владыко, верю, что для моего блага и любви ко мне Ты послал мне болезнь. Верую, Господи, но приумножь мою веру!"... Прощайте, милое дитя, до понедельника. Непрестанно молюсь за вас и благословляю вас из глубины моего сердца".

4. Распятые бриллианты

Я провел около нее лишь два дня, но и они оставили во мне неизгладимые воспоминания.

Подобно тому как достаточно капли дождя, чтобы прекратить бурю, так и мне потребовалось лишь несколько слов, чтобы водворить спокойствие в робком сердце этого благочестивого ребенка. Все тучи, все напрасные опасения исчезли. Ее чистая душа стала снова безоблачной, и она вся была охвачена желанием приблизиться к Богу. Она пожелала приобщиться. Вот как это происходило.

Церковь находилась в нескольких верстах от дома. Заложили карету. Я поехал один, чтобы никто не мог рассеять меня в столь священную минуту. Я вошел в церковь, вынул Святые Дары из Дарохранительницы, положил их в маленький золотой сосуд, возложил на грудь и возвратился. Ничто не могло сравниться для меня с [этим] каким-то небесным миром, который я тогда переживал.

Когда я подумал, что Бог земли и неба тут, у моего сердца, что Он вышел из яслей, чтобы дать маленькой больной то, что ценою моей крови я бы желал дать ей: утешение, силу к страданию,— тогда мои глаза наполнились слезами. Великие тайны религии, как вас не понять!

Мои глаза в тот день были в слезах, я весь день дрожал от волнения. Гаэтана была сосредоточена и так сияла восторгом, как Ангел. "Благодарю,— сказала она мне с таким выражением, которого я никогда не забуду,— я переполнена миром". И она могла бы не говорить: этот мир был ясен по ее глазам.

После полудня я сидел у кровати больной, разговаривая с ней. Вошла ее мать, поцеловала ее в лоб, отведя ее прекрасные волосы, которые всегда свободно падали на ее плечи, и, обняв ее голову рукою, сказала мне:

— Гаэтана хочет сказать вам одну вещь, но не смеет.