Письмо говорило о внезапном ухудшении и оканчивалось такими словами:

"Мы стоим у подножия креста. Проживет ли она ночь? Приезжайте, приезжайте, ради Бога, приезжайте. Писать более не могу, теперь всем своим существом я только мать".

В то же время пришла депеша:

"Гаэтана умирает. Ваше отсутствие удручает всех. Ради Бога, приезжайте сегодня вечером".

Никогда не забуду я тех сложных чувств, которые овладели мною в ту минуту. Ждать, чтобы ехать к больной 26-го числа, то есть три дня, было невозможно. Смерть не ждет. О том, чтобы отложить свадьбу, нельзя было и думать. Все приготовления были сделаны, и свадеб не отменяют накануне назначенного дня.

Итак, мне предстояло ехать и готовить мое свадебное слово у ложа смерти. Эта мысль меня мучила. Я горячо любил молодых людей, которых должен был венчать. Я способствовал их соединению и не мог изменить им в такой день.

С другой стороны, с какою нежной любовью относились ко мне в доме Гаэтаны! И я должен был мечтать о счастье этой дорогой для меня семьи у ее страдальческого одра…

Эта скорбь и эта радость, одновременно уживавшиеся в моей душе, болезненно ее раздирали. Господи, Господи, какую глубину дал Ты сердцам священников! И как не разбиваются они от таких потрясений!

Однако я уехал. И в тот же день вечером, около полуночи, был в доме Гаэтаны. После очень бурного припадка, который чуть было не унес ее [жизнь], она отдыхала.

Я на цыпочках вошел в ее маленькую комнату. Около нее бодрствовала монахиня и ее мать, не отлучавшаяся от нее. При свете ночника в тишине ночи, усиленной еще этим серьезным, почти благоговейным молчанием, которым окружают ложе страдания, я некоторое время созерцал ее молча. Болезнь, увеличив бледность ее лица, придала ее правильным, благородным и мягким чертам какую-то прозрачность, еще более возвышавшую их красоту. Ее ангелоподобное лицо, склоненное немного набок, носило печать небесного покоя. Ее длинные, темные, ничем не перевязанные волосы были разбросаны по подушке и окаймляли ее лицо, выделяя ее бледность и красоту. Чувствовалось, что надо только положить на эту прекрасную голову венок из белых цветов, чтобы сделать из нее одного из тех Ангелов, какими в средние века художники любили окружать Богоматерь и населять небо. Только те Ангелы не страдают.

А здесь прерывающееся дыхание, исхудалые черты, глаза, обведенные черными кругами, показывали, что приближался тот час, в который должно было разбиться ее человеческое существо для превращения ее в бесплотного Ангела. Я молча благословил страдалицу.

По тому покою, который последовал за припадком, мне казалось ясным, что немедленной опасности нет. По своему обыкновению я расположился в соседней комнате, готовый при первом знаке поспешить на помощь.

5. Таинство Елеосвящения